28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
В ответ на это колумбийский министр иностранных дел Камарго заявил, что для стран Латинской Америки это «вопрос принципа» и ни о каком откладывании речи идти не может. Американцы и англичане, отказываясь от ялтинской договоренности, их в этом активно поддержали. За предложение Молотова проголосовали 7 стран, за принятие Аргентины – опять 31.
«Однако пропагандистская победа осталась за ним – контраст между Польшей и Аргентиной был явно не в пользу последней, и Вашингтон оказался в положении обороняющейся стороны», – замечал Владимир Печатнов. Даже обычно скупой на похвалы Сталин на сей раз остался доволен, написав Молотову в начале мая: «Твое выступление по Аргентине совершенно правильно… Вообще я должен сказать, что ты хорошо ведешь работу на конференции».
Разногласия между великими державами, которые удавалось скрыть в Ялте, сейчас выходили на поверхность. Именно противоречия интересовали прессу, заголовки американских газет их подчеркивали. Да и американские дипломаты не преминули информировать СМИ о спорах с русскими. За кулисами Аверелл Гарриман изо всех сил старался донести до знакомых журналистов мысль о коварстве и лицемерии советской политики. Хотя формально Гарриман был лишь советником американской делегации, он взял на себя роль одного из главных ее спикеров.
Он провел серию неофициальных брифингов в отеле «Фермонт», штаб-квартире американской делегации, доказывая: русские добиваются полного политического контроля над странами Восточной Европы – либо через коммунистическую диктатуру, либо через коалиционные правительства, где коммунисты играют ведущую роль и готовы развязать террор и насилие над недовольными.
Многие журналисты были шокированы непривычно враждебным тоном – тем более от человека, слывшего близким сторонником Рузвельта. Известный радиокомментатор Свинг даже вышел в знак протеста из зала. А мэтр американской журналистики Уолтер Липпман в сердцах произнес:
– С таким настроем Гарримана следует убрать из Москвы.
К сожалению, этот настрой точно отражал новые веяния из Белого дома.
Наступила ночь перед 1 мая. Вальпургиева ночь. В Европе испокон веков считалось, что в эту ночь ведьмы встречают приход весны. И испокон веков в эту ночь европейские крестьяне жгли костры, чтобы отогнать блуждающих по земле злых духов. При Гитлере Вальпургиева ночь стала священным нацистским праздником: бурно отмечали плодовитость нацистской молодежи, которая должна была производить на свет истинных арийцев, хозяев мира для Тысячелетнего рейха.
Догорел костер из политых бензином тел фюрера и его супруги, пылающей преисподней горел Берлин. Над рейхстагом реяло Знамя Победы. Несостоявшиеся «хозяева мира» продолжали убивать и умирать. За что?
Тысячелетний рейх переживет фюрера на неделю.
Мгновение 20
1 мая. Вторник
Первомай
Командующий 8-й гвардейской армией Василий Иванович Чуйков ждал обещанных парламентеров из немецкой ставки.
«Вот уже три часа утра… Три с половиной… Забрезжил рассвет. Наступило утро Первого мая… В Берлине мрачно, а там, на Родине, в ее восточных районах, уже начались первомайские демонстрации… Наконец в 3 часа 55 минут дверь открылась, и в комнату вошел немецкий генерал с Железным крестом на шее.
Присматриваюсь к нему. Среднего роста, плотный, с бритой головой, на лице шрамы. Правой рукой делает жест приветствия по-своему, по-фашистски; левой подает мне свой документ – солдатскую книжку. Это начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Кребс. С ним вместе вошли начальник штаба 56-го танкового корпуса полковник генерального штаба фон Дуфвинг и переводчик.
Кребс не стал ожидать вопросов.
– Буду говорить особо секретно, – заявил он. – Вы первый иностранец, которому я сообщаю, что тридцатого апреля Гитлер добровольно ушел от нас, покончив жизнь самоубийством.
Произнеся эту фразу, Кребс сделал паузу, точно проверяя, какое воздействие произвело на нас это сообщение. Он, по-видимому, ожидал, что все мы набросимся на него с вопросами, проявим жгучий интерес к этой сенсации. А я не торопясь, спокойно сказал:
– Мы это знаем!
Затем, помолчав, попросил Кребса уточнить, когда это произошло.
Кребс заметно смутился. Он никак не ожидал, что его сенсационное заявление окажется холостым выстрелом.
– Это произошло в пятнадцать часов сегодня, – ответил он. И, видя, что я смотрю на часы, поправился, уточнил: – Вчера, тридцатого апреля, около пятнадцати часов.
Затем Кребс зачитал письмо Геббельса к советскому Верховному Главнокомандованию… Кребс вручил мне еще два документа: о его полномочиях на ведение переговоров с русским Верховным командованием (бланк начальника партийной канцелярии с печатью подписан Борманом 30 апреля 1945 года) и завещание Гитлера со списком нового имперского правительства и верховного командования вооруженных сил Германии (этот документ подписан Гитлером и свидетелями; на нем пометка – 4 часа 00 минут 29 апреля 1945 года)».
Почему же Чуйков ответил Кребсу, что знал о смерти Гитлера? Сам командарм давал такое объяснение: «Должен признаться, что я не знал о смерти Гитлера и не ожидал услышать о ней из уст Кребса. Однако же, готовясь к этому разговору, я настроил себя встретить любую неожиданность спокойно, не выказывая и тени удивления, не делая торопливых выводов…
– В этих документах речь идет о Берлине или обо всей Германии? – спросил я.
– Я уполномочен Геббельсом говорить от имени всей германской армии, – последовал ответ.
– Идет ли речь о капитуляции?
– Есть другие возможности прекратить войну, – ответил Кребс. – Для этого необходимо дать возможность собраться новому правительству во главе с Дёницем, которое решит вопрос путем переговоров с Советским правительством…
– Кто сейчас замещает Гитлера?
– Сейчас Гитлера замещает Геббельс. Он назначен канцлером. Но перед смертью Гитлер создал новое правительство во главе с президентом гросс-адмиралом Дёницем.
Пока я разговаривал с Кребсом, мой адъютант, Всеволод Вишневский и Евгений Долматовский старательно записывали каждое слово. Чего-чего, а секретарей на этих переговорах хватало…
Получив первые ответы на свои вопросы от Кребса, решаю позвонить командующему фронтом. Беру телефонную трубку, вызываю маршала Жукова».
Командующий войсками 1-го Белорусского фронта Георгий
