28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Зато такая перспектива открылась на севере, где немецкое командование искало контакта с Эйзенхауэром, который подтверждал: «30 апреля немецкий эмиссар появился в Стокгольме, чтобы сообщить, что фельдмаршал Буш, командующий немецкими войсками на севере, и генерал Линдеман, командующий войсками в Дании, готовы сдаться, как только наступающие армии союзников выйдут на побережье Балтики. Нам сообщили, что немцы откажутся сдаваться русским, но поскольку западные союзники вышли к Любеку и тем самым перерезали пути подхода сюда фанатически настроенных частей СС из Центральной Германии, то они немедленно сдадутся нам».
Всячески стимулируя капитуляции немцев на всех фронтах, союзники прилагали усилия к тому, чтобы ограничить, насколько возможно, продвижение войск СССР.
Британский премьер в тот день развил самую бурную политическую и эпистолярную активность по всему спектру проблем. Причем его адресатом выступал уже не Сталин, а Трумэн.
Черчилля крайне беспокоит ситуация в Австрии. В «Истории Второй мировой войны» он напишет: «Вскоре после того, как русские оказались в Вене, мы получили первое представление о том, что произойдет в их оккупационной зоне. Они объявили об образовании временного австрийского правительства и не разрешили прилететь туда нашим миссиям. Все это, вместе взятое, вызывало у меня опасение, что русские умышленно используют свое вступление в Австрию, чтобы “организовать” страну, прежде чем мы туда попадем».
Черчилль 30 апреля слал Трумэну телеграмму: «Мне кажется, что, если мы оба сейчас не займем твердую позицию, нам будет очень трудно оказывать какое-либо влияние в Австрии в период ее освобождения от нацистов. Не согласитесь ли Вы направить вместе со мной маршалу Сталину послание следующего содержания: “Мы считали, что вопрос об отношении к Австрии, так же как и к Германии, касается всех четырех держав, которые будут оккупировать и контролировать эти страны. Мы считаем необходимым, чтобы английскому, американскому и французскому представителям была немедленно предоставлена возможность приехать в Вену… Мы надеемся, что Вы дадите необходимые инструкции маршалу Толбухину, чтобы предоставить возможность союзным миссиям немедленно вылететь из Италии”».
В тот же день Черчилль высказывал президенту США тревогу по поводу Чехословакии, призывая американцев к занятию Праги. Британский премьер настаивал, что это «может создать совершенно иную ситуацию в послевоенной Чехословакии и к тому же повлиять на близлежащие страны. В противном случае, если западные союзники не сыграют значительной роли в освобождении Чехословакии, эта страна пойдет по пути Югославии».
Исполнявший в тот момент обязанности госсекретаря Грю был того же мнения: «Если американские армии продвинутся к реке Молдау (германское название Влтавы. – В.Н.), которая течет через Прагу, это обеспечит нам сильные позиции в отношениях с русскими… Мы предлагаем, чтобы американские армии продвигались к реке Молдау по всей ее длине. Если они смогут сделать это, мы будем на равных позициях с советским правительством – как в Австрии, так и в Чехословакии. В противном случае советское правительство, видимо, будет продолжать, как оно делало поныне, игнорировать наши протесты в отношении как Австрии, так и Чехословакии».
А еще Черчилля все больше беспокоили успехи югославской армии Тито. Британский премьер утверждал: «В то время как германские армии в Италии отступали, войска Тито быстро продвинулись на итальянскую территорию на северо-востоке. Они надеялись до прибытия англо-американских войск захватить земли, на которые претендовали в этом районе, и в особенности занять Триест. Но американцы и мы не только были полны решимости не допустить такого урегулирования вопроса о границах до заключения мирного договора, мы также намеревались занять Триест с его великолепным портом в качестве важнейшего пункта снабжения для будущих оккупационных зон в Австрии».
Войска Тито, преследуя немцев, действительно вошли в тот день в Триест в надежде не только занять город, но и добиться капитуляции германского гарнизона.
Черчилль писал Трумэну: «Безусловно, является иллюзией полагать, что югославское правительство, с советским правительством за спиной, согласится, чтобы мы вошли или взяли под контроль Венецию-Джулию, включая Фиуме и т. д. Они, без сомнения, попытаются занять всю эту территорию, потребуют и оккупируют порты Триеста, Полы и Фиуме; а однажды войдя туда, я не думаю, что они уйдут… У нас столько же прав свободно продвинуться в Триест, если мы сможем попасть туда, сколько было у русских проложить себе путь в Вену».
Так обозначилась еще одна сложнейшая проблема послевоенного урегулирования – проблема Триеста, – споры по которой займут многие месяцы.
В Вашингтоне Трумэн принимал Джозефа Дэвиса, бывшего посла в Москве и последовательного сторонника сотрудничества с СССР. Президент был откровенен с Дэвисом, который пользовался его доверием: тот даже числился первым номером в коротком списке кандидатов на должность государственного секретаря в новом кабинете Трумэна. Дэвис был «буквально шокирован» тоном, который президент избрал, воспроизводя парафраз своего диалога с Молотовым, состоявшегося 23 апреля. Дэвис понял основное в новом внешнеполитическом курсе: сила и жесткость – вот что должно было стать опорными элементами новой дипломатии страны, берущей на себя миссию быть главным защитником и объединителем западного сообщества.
А в Сан-Франциско в тот день обозначилась перспектива того, что учредительная конференция ООН вообще может быть сорвана.
Глава британского МИДа Иден не без оснований бил тревогу: «Сейчас действительно невозможно сказать, как здесь обернутся дела. Завтра мы начинаем в 9 утра, и все может случиться, южноамериканцы и Молотов выступают основными протагонистами. Южноамериканцы хотят членства Аргентины и не позволят, если этого не состоится, двум советским республикам функционировать в Сан-Франциско. Можно было бы наблюдать за этим с интересом, если вслед за требованиями Южной Америки Молотов не вернется к своим требованиям о членстве для варшавских поляков». Скандал намечался серьезный.
И он состоялся. В ответ на требование предоставить место в ООН Аргентине, до последнего момента сотрудничавшей с нацистской Германией, Молотов на утреннем заседании глав делегаций внес предложение «отложить приглашение Аргентины на несколько дней – вплоть до окончания предварительного обсуждения этого вопроса четырьмя правительствами». Поддержки он не получил и в тот же день вынес вопрос на пленарное заседание конференции.
– Что получится, если мы второпях, не поразмыслив серьезно, пригласим на эту конференцию Аргентину, помогавшую во время войны фашистам – нашим врагам, и не пригласим Польшу, союзную страну?.. Если можно забыть некоторые грешки Аргентины, то почему мы должны забыть заслуги Польши, почему мы должны забыть великие заслуги польского народа в борьбе против нашего общего врага! Мы имеем
