Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
Светало.
Они вышли на край поля.
Однако, когда Бонвиль вскрикнул от радости, ноги его тут же подкосились, он покачнулся, упал на колени, затем его тело медленно повалилось навзничь, и в тот миг, когда его покидало сознание, он нечеловеческим усилием воли постарался предохранить от падения человека, которого нес на себе.
Выскользнув из охвативших его плотным кольцом рук, Малыш Пьер вскочил на ноги, но тут же пошатнулся, и это говорило о том, что он был не в лучшем состоянии, чем его спутник.
Напрасны были его попытки приподнять графа.
Тем временем Бонвиль поднес ладони к губам, желая, по всей видимости, позвать на помощь сигналом, который был в ходу у шуанов, но у него остановилось дыхание. Ему едва хватило сил, чтобы прошептать:
— Не забудьте…
И он тут же потерял сознание.
От места, где находились Малыш Пьер и Бонвиль, до дома, что виднелся впереди, было каких-то семьсот или восемьсот шагов.
Ради спасения своего друга Малыш Пьер решил дойти до дома и рискнуть попросить помощи.
Пошатываясь, он направился к дому невдалеке.
В ту минуту, когда Малыш Пьер вышел на пересечение тропинок, он увидел мужчину, удалявшегося в противоположную от жилища сторону.
На оклик человек даже не обернулся.
То ли по чутью, то ли вспомнив последние слова Бонвиля, Малыш Пьер поднес ладони к губам и подал сигнал, похожий на крик совы, решив использовать на практике уроки, преподанные ему графом.
Мужчина тотчас остановился и, повернув назад, зашагал навстречу Малышу Пьеру.
— Друг мой, — крикнул ему Малыш Пьер, как только тот подошел поближе, — если вам нужно золото, я вам его дам, но, ради Бога, помогите мне спасти несчастного умирающего!
Затем, уже уверенный в том, что человек пойдет за ним, Малыш Пьер поспешил к своему другу, насколько ему позволяли силы, и с большим трудом приподнял его голову.
Граф по-прежнему был без сознания.
Стоило подошедшему незнакомцу взглянуть на распростертое на земле тело, как он сказал:
— Не надо мне предлагать золото, чтобы я оказал помощь господину графу де Бонвилю.
Малыш Пьер тут же внимательно посмотрел на незнакомца.
— Жан Уллье! — воскликнул он, узнав в слабом свете зарождавшегося дня егеря маркиза де Суде. — Жан Уллье, не могли бы вы найти для нас с другом какое-нибудь пристанище неподалеку отсюда?
Жану Уллье не надо было долго размышлять, чтобы ответить:
— На пол-льё отсюда во всей округе нет другого дома, кроме этого.
Он произнес эти слова с неприязнью в голосе.
Однако Малыш Пьер не заметил или же не захотел заметить этого.
— Надо, чтобы вы провели меня к этому дому, а моего спутника донесли, — сказал он.
— Туда? — спросил Жан Уллье.
— Да; а что, живущие там люди не роялисты?
— Я еще не знаю, — ответил Жан Уллье.
— Ступайте! Жан Уллье, в ваших руках наша жизнь, и я знаю, что вы заслуживаете доверия.
Жан Уллье взвалил на плечи почти бездыханное тело Бонвиля, а Малышу Пьеру протянул руку.
И он направился к дому, который принадлежал не кому иному, как Жозефу Пико и его невестке.
Жан Уллье перемахнул живую изгородь с такой легкостью, словно за плечами нес лишь охотничью сумку; оказавшись во фруктовом саду, он пошел вперед, стараясь не шуметь.
На половине дома, где проживал со своей семьей Жозеф Пико, было тихо.
Однако этого нельзя было сказать про часть дома, где располагалась комната вдовы, ибо за занавесками мелькала ее тень.
Жану Уллье ничего не оставалось, как принять решение.
«Честно говоря, из двух зол я предпочитаю меньшее», — произнес он про себя и решительным шагом направился к дому Паскаля.
Подойдя к двери, он распахнул ее настежь.
На кровати покоилось тело Паскаля.
Вдова при двух зажженных свечах читала молитву над усопшим.
Услышав скрип двери, она поднялась с места.
— Вдова Паскаля, — обратился к ней Жан Уллье, не торопясь опустить ношу на землю и не отпуская руку Малыша Пьера, — я спас вам жизнь сегодня у Козьей тропы.
Марианна с удивлением взглянула на него, словно что-то припоминая.
— Вы мне не верите?
— Да, Жан, я вам верю. Я знаю, что вы не из тех людей, кто будет врать, даже если ваша жизнь будет находиться под угрозой. Впрочем, я слышала выстрел, и у меня появились некоторые сомнения относительно промахнувшегося стрелка.
— Вдова Паскаля, хотите ли вы разом отомстить за вашего мужа и разбогатеть? Я принес вам все, что для этого нужно.
— Как это?
— Госпожа герцогиня Беррийская и господин граф де Бонвиль умрут от голода и усталости, если я не попрошу вас приютить их у себя в доме; вот они перед вами!
Вдова с недоумением посмотрела на него, и в то же время в ее взгляде промелькнул явный интерес.
— За голову человека, что стоит перед вами, дадут столько золота, сколько она весит, и, если вы посчитаете нужным, вы нас можете выдать властям. И тогда, как я вам уже сказал, вы одновременно отомстите за мужа и разбогатеете.
— Жан Уллье, — ответила твердым голосом вдова, — Бог наказал нам проявлять милосердие ко всем людям, независимо от того, какое место они занимают под солнцем. В мою дверь постучались двое страждущих, и я не могу оттолкнуть их; двое изгнанников попросили приюта, и скорее у меня над головой рухнет крыша, чем я их выдам.
Затем просто, но в то же время с подобающей моменту торжественностью она произнесла:
— Жан Уллье, входите смело в мой дом, он открыт для вас и ваших спутников.
Они переступили порог.
Пока Малыш Пьер помогал Жану Уллье усадить Бонвиля на стул, старый егерь шепнул ему на ухо:
— Сударыня, спрячьте прядь светлых волос, выбившуюся из-под парика; по ней я догадался о том, кто вы есть на самом деле, и сказал это приютившей нас женщине. Не стоит, чтобы об этом узнали все вокруг.
IX
ПЕРЕД МЕРТВЫМИ ВСЕ РАВНЫ
В тот же день, часа в два пополудни, мэр Ла-Ложери отправился в Машкуль, чтобы купить, как он сказал, вола; на самом же деле он хотел разузнать подробности событий прошлой ночи, потому что сей достойный государственный муж имел к ним свой особый интерес, о чем легко может догадаться читатель.
Доехав до брода Пон-Фарси, он увидел, что подручные мельника поднимали на руки тело сына Тенги, в то время как вокруг теснились женщины и мальчишки, наблюдавшие за происходившим с присущим их полу и возрасту любопытством.
Когда мэр Ла-Ложери ударил свою клячу хлыстом, чтобы заставить ее въехать в воду, головы крестьян повернулись в его сторону и, словно по приказу, разговоры стихли, хотя только что велась оживленная, если не сказать горячая перебранка.
