Распутин наш. 1917 - Сергей Александрович Васильев
– Предлагаю от имени Совета создать специальную комиссию, способную расследовать эту постыдную провокацию, направленную против трудящихся, а также трибунал, готовый провести слушания и вынести справедливый приговор всем участникам аферы.
На этот раз крики не стихали гораздо дольше. Назывались конкретные фамилии, предлагался скорый и однозначный суд военного трибунала. Самые активные хотели приступить к слушаниям немедленно. Не шумели только думские депутаты. По бледному лицу Милюкова разливался нездоровый румянец, пальцы судорожно мяли перчатки. Исчезновение занимающегося хлебом Михаила Терещенко обрело зловещий оттенок.
– Временному комитету необходимо безотлагательно взять власть в свои руки, – горячий шёпот Родзянко вывел Милюкова из состояния грогги, – иначе нам грозит полная анархия… Власть возьмут эти, – он кивнул на Сталина, – Совет депутатов.
– Если министры сбежали, то кто‑то же должен их заменить, – одними губами ответил Милюков. – Ведь сбежали? Да или нет?
– Сбежали… Где находится председатель совета министров, неизвестно. Его невозможно разыскать. Недавно расстались, а найти нигде не могу. И министра внутренних дел… Никого нет. Кончено!
– Ну, если кончено, так вы и заменяйте, Михаил Владимирович, – шикнул Милюков на Родзянко. – Положение ясно. Может быть два исхода: всё обойдется, государь назначит новое правительство – мы ему и сдадим власть… А не обойдется – так если мы не подберем, подсуетятся другие, те, кто выбрал каких‑то мерзавцев на заводах… Берите бразды правления! Ведь, черт их возьми, как нам быть, если императорское правительство сбежало, что с собаками не сыщешь!..
Думские политики, 12 лет силились скинуть царских ставленников, а когда это случилось, неожиданно растерялись.
– Михаил Владимирович, – обратился к Родзянко стоящий чуть позади член Государственной думы полковник Энгельгардт, – мне кажется, сейчас самое главное – армия. Необходимо это взбунтовавшееся солдатское стадо взять в руки. Там уже работает военная комиссия Совета. Если мы…
– Товарищи! – прорвался сквозь шум голос Сталина, – мы, конечно, покараем виновных. Никто не уйдёт от справедливого возмездия. Каждый получит по заслугам. Но наказание не наполнит хлебные лавки! А это надо сделать срочно! Люди хотят кушать каждый день!
Зал погрузился в тягучее безмолвное молчание. Накормить огромный город в феврале во время войны – легко сказать. А как сделать?
– Какая еще комиссия? – зашипел на Энгельгарда Родзянко. – Я назначаю вас комендантом Таврического дворца и комендантом Петрограда. Где эта комиссия?
– В 42‑й комнате. Закрылись, никого к себе не пускают…
– А ну, пойдем‑ка туда! И немедленно дайте мне на подпись приказ о возвращении солдат в казармы и беспрекословном их подчинении офицерам. Стадо должно быть в стойле.
Повинуясь Родзянко, несколько человек разом развернулись и направились к выходу, не замечая, что люди в кожанках тоже пришли в движение. Один из них коротко кивнул и показал глазами на удаляющихся депутатов, несколько человек вышли из строя и последовали за думской делегацией. Оставшиеся перегруппировались и снова застыли в напряженном ожидании.
– Мы знаем, где прячут хлеб господа магнаты и поддерживающие их депутаты государственной думы, – после театральной паузы добил Сталин аудиторию, тяжело глядя в спину Милюкову, отчего тот внезапно споткнулся и чертыхнулся, – нам нужна помощь военных и железнодорожников. Хлеб возьмем под охрану и организуем доставку. На полустанках вокруг столицы рассредоточен месячный продовольственный запас Петрограда. Надо его национализировать и доставить в город. Предлагаю организовать добровольческие продотряды, наделить их полномочиями и отправить по известным адресам. Записаться в добровольцы можно в соседней комнате.
Толпа пришла в движение, смешалась, зашумела, потянулась на выход, как вдруг над ней взметнулся Керенский, бешено вращая глазами.
– Арестуйте его! Это – провокатор! – взлетев на стул, завопил он, показывая пальцем на Сталина, – он хочет выманить из Петрограда революционных солдат и матросов, чтобы потопить революцию в крови! Ушедших расстреляют в поле из пулеметов! Оставшихся в городе порубят шашками казаки! Не дайте вас обмануть! Защищайте революцию! Защищайте Думу!
Делегаты остановились и загудели. Актерской, легко воспламеняющейся и самой себе импонирующей натуре Керенского была нанесена звонкая, обидная пощёчина. С утра он парил над толпой, видя себя на белом коне. Соратники по ложе “Великий Восток” – шурин подполковник Барановский и два генерала ГУГШ Якубович и Туманов – переправляли к нему за советом группы вооруженных людей, уточняющих – что да как делать, как «защищать свободу», кого схватить? Керенский был «тем, кто приказывает». Его внешность изменилась, тон стал отрывистым и повелительным, движения быстрыми…
Конечно же Александр Фёдорович не мог допустить, чтобы кто-то непонятный, неизвестный на глазах у всего народа нагло крал ЕГО власть. Он слишком много потратил на её обретение в прямом и в переносном смысле, от многого отказался, ещё большим поступился, чтобы молча созерцать, как какой-то мужлан, лениво посматривая в глаза, выбивает стул, на который он еще даже не успел толком присесть.
Подбадриваемый французскими соратниками по масонской ложе, 14 февраля 1917 года Александр Федорович сжёг все мосты, заявив в Думе:
«Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало… Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы – физического их устранения».
Председательствующий Родзянко прервал выступление Керенского вопросом, что тот имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно: «Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима».[85]
После такого заявления ни о каком возврате к прошлой жизни, ни о каких компромиссах не только с действующей властью, но и с думскими союзниками не могло быть и речи. Только вперед и вверх! Попадание на властный олимп может спасти от расправы за публичное желание повторить сомнительный подвиг римского заговорщика. Всё шло, как по маслу! Царское правительство разбежалось! Полиция и жандармерия бездействовали! Путь к власти открылся и так манил!.. И тут этот грузинский большевик! Снести! Растоптать! Керенский “закусил удила” и пошёл в последний, решительный бой, надеясь на ораторское искусство и поддержку сочувствующих генералов. Вот сейчас они отдадут приказ своим адъютантам, и те выведут грузина из зала под белы рученьки…
– Товарищ Керенский! – нисколько не испугался истерики депутата Сталин, а подобрался ближе, стрельнул исподлобья глазами, и только
