Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника
— Я ее знал лучше Новерра, — отозвался Дюпре, — ведь я был ее учителем танцев.
— Вы учили ее танцевать?
— Когда учил Сабину. Мой старый друг Даже просил меня давать уроки его дочери, а так как Нисетта никогда не расставалась с ней, я давал уроки обеим. Тогда-то Новерр, часто со мной ездивший туда, увидел этих девиц и подружился с Роланом, сыном Даже.
— Вы знаете подробности об исчезновении и смерти этой девушки?
— Да, но я расскажу их после репетиции.
— Нет, нет, сейчас!
— После!
— О! Когда я растревожена, озабочена, я не могу танцевать, — закапризничала Камарго.
— И я тоже, — поддержала ее Сале.
— Рассказывайте скорее, Дюпре! — воскликнула Аллар.
— Рассказ будет недолгим, — начал Дюпре, — притом, если я забуду что-то, Новерр поможет мне. В ночь большого маскарада в ратуше, на котором присутствовал король…
— Я была одета гречанкой, — перебила Камарго.
— А я — китаянкой! — прибавила Сале.
— Ну так вот, в ту ночь Нисетта и Сабина возвращались со своими братьями, Роланом и Жильбером домой. Но когда они доехали до пересечения улиц Сен-Дени и Ломбардской, им вдруг пришлось остановиться из-за потешного огня. Люди, которые развлекались, перепрыгивая через него, не захотели их пропустить. Ролан и Жильбер вышли из кареты, чтобы расчистить путь, а лошади понесли, закусив удила.
— А девушки остались в карете одни? — спросила Аллар.
— Да. В каком направлении уехала карета — так и не смогли узнать. Ролан и Жильбер целую ночь разыскивали ее — и не нашли. Утром Сабина вернулась к отцу. Она была бледна и едва держалась на ногах. Одежда ее была запачкана и изорвана…
— Бедняжка! — воскликнули в один голос Камарго и Сале.
— Она рассказала, что от быстрого бега лошадей у нее закружилась голова. Она успела открыть дверцу и выскочила из фиакра. Упав, она потеряла сознание… Опомнившись, Сабина собрала все свои физические и моральные силы и вернулась домой. Она думала, что кучер сумел наконец остановить лошадей, и что Нисетта тоже вернулась, но та не возвращалась.
— Целую неделю, — прибавил Новерр, — разыскивали карету, но не смогли найти.
— И Нисетта не вернулась? — спросила Аллар.
— Нет.
— Что же с ней случилось?
— Она утонула. По крайней мере, так думают, и это почти точно. Через девять дней после ее исчезновения один моряк, проплывая под мостом Нотр-Дам, почувствовал, что его лодка наткнулась на что-то жесткое. Он остановился, друзья помогли ему и вытащили из воды фиакр. Обе лошади были еще в упряжке. Внутри кареты нашли труп женщины. На этой женщине, совсем обезображенной долгим пребыванием в воде, была одежда, в которой Нисетта была на бале в ратуше.
— Стало быть, это была она, — сказала Камарго.
— Точно неизвестно, но все заставляет думать, что это так.
— А кучер?
— Его труп нашли возле Нового моста — он был унесен течением.
— Как это ужасно! — проговорила Сале.
— А Сабина? — спросила Камарго.
— Она опять заболела, и думают, что она сойдет с ума.
— Кошмар!
— А бедный Ролан в таком отчаянии, что хочет пойти в солдаты, — прибавил Дюпре.
— Чтобы его убили на войне.
— Несчастные! — воскликнула Аллар.
— Сабина очаровательна, да и Нисетта тоже была очень хорошенькая, — сказала Сале.
— Думают, что лошадей нельзя было сдержать, — продолжал Дюпре, — и что они бросились в Сену.
Наступила минута тягостного молчания.
— Теперь, когда вы знаете все, и мне нечего больше сообщить вам, — продолжал Дюпре, — кажется, мы можем начать репетицию.
— Неужели вы думаете, что это располагает нас к танцам? — возразила Аллар, качая головой. — Все это так печально! Мне скорее хочется плакать, чем танцевать.
— Не воспоминание ли о ваших бриллиантах заставляет вас плакать? — спросил Новерр.
— Очень мне нужны эти бриллианты! — ответила Аллар. — Я предпочла бы лишиться их десять раз, только бы этих несчастий не было.
— Вы не можете их лишиться, так как их у вас нет.
— Все-таки это неприятно! — согласилась Аллар со вздохом. — Они были так хороши, и я почти их не видела!
— Значит, вы сознаетесь, что жалеете о них?
— Конечно, мне их жалко, но это не так меня огорчает, как то, что я слышала сейчас. Если бы нужно было, для того чтобы возвратить жизнь Нисетте и вылечить бедную Сабину, обходиться без бриллиантов всю жизнь, я не колебалась бы, и если бы эти бриллианты были у меня в руках…
— Они у вас.
— Ах! — вскрикнула Аллар в испуге.
В ее маленьких ручках оказался футляр. Изысканно одетый господин стоял возле нее и любезно ей кланялся. Он только что поднялся на сцену. Все находившиеся здесь рассматривали его с удивлением и спрашивали друг друга взглядами, кто этот человек.
— Вы! — произнесла наконец Аллар.
— Он самый, сохранивший в глубине сердца нежную симпатию, которую вы сумели внушить.
— Но… вы…
— Я — Рыцарь Курятника!
— Ах, я его узнала! — вскрикнула Камарго.
— Я счастлив, что смог произвести на вас такое впечатление и вы узнали меня через три месяца, тогда как видели не более одной минуты.
И незнакомец любезно поклонился.
— Ну да, это он! — вскричала Сале.
Рыцарь опять поклонился.
III. ВОЗВРАЩЕНИЕ ПО ПРИНАДЛЕЖНОСТИ
Можно было себе представить, как велико было общее изумление. Танцоры, танцовщицы, музыканты и кордебалет как будто не верили, что перед ними Рыцарь Курятника, который, казалось, чувствовал себя так непринужденно, как знатный вельможа, привыкший бывать в опере. Он подошел к Аллар и сказал ей:
— Мой очаровательный друг, смиренно прошу у вас прощения, что так долго держал у себя эти вещицы, но я хотел, чтобы Турншер их выкупил. Поверьте, этот буржуа не очень-то был расположен выполнить мое желание. Я написал ему, он мне не ответил. Находя его молчание не совсем приличным, я послал к нему преданного друга, который привез его ко мне сегодня утром. Турншер не сразу согласился приехать, но вежливость моего друга победила: Турншер выкупил бриллианты. Он дал мне вексель на свою контору и послал за деньгами, пока мы продолжали разговаривать. Я предложил ему позавтракать, но он не был голоден. Деньги принесли, и друг мой отвез Турншера. Я сразу же велел запрячь свой экипаж и, зная, что вы в опере, приехал сюда. Вот ваши бриллианты, моя красавица. И так как я заставил вас долго ждать, я позволил себе прибавить к этому бриллиантовому убору изумрудные сережки, которые прошу сохранить на память обо мне.