Альбер Бланкэ - Война амазонок
– Это само собой разумеется. Сказано и сделано, – подтвердил Гонди, многозначительно пожимая ей руку.
– Прощайте и не забывайте этого обещания, – отвечала она.
– Как, вы уже уходите?
– Да, в ожидании известия.
Шарлотта де-Шеврез, не слушая сердечных убеждений косдъютора, поспешила оставить его.
Отель герцогов де-Шеврез находился на улице Сен-Тома неподалеку от отеля герцога де-Бара. Только что поравнялась она с его подъездом, как из темного углубления вышел человек и посмотрел на нее так пристально, что она невольно задрожала и ускорила шаги.
Неизвестный бросился вслед за ней и нагнал ее в ту минуту, когда она положила руку на молоток у своих ворот.
– Позвольте, – сказал он, становясь перед ней и не допуская ее стучать, – вы сейчас вышли от коадъютора, а он вас недостойно обманывает, впрочем, как и всех.
Молодая девушка с презрением и высокомерием окинула его взглядом с головы до ног и ничего не отвечала. Но она имела дело с опытным человеком, который не боялся презрения.
– Он обманывает вас, и вот вам доказательство. Не говорю уже о том, что он ухаживает за герцогинями де-Лонгвилль и де-Немур, которые щадят и приберегают его на всякий случай, он еще вступил в союз с герцогиней де-Монбазон.
Шарлотта хотела возражать, но он предупредил ее желание.
– Сегодня утром герцогиня де-Монбазон приехала из Орлеана в свите ее высочества, и первый ее визит был к Гонди. Она сидела два часа с ним взаперти.
У молодой девушки сердце билось так, как будто хотело выскочить из груди, однако она скоро оправилась, думая, что известия из подобных источников не стоят доверия.
– Пропустите меня, – сказала она холодно.
– Если бы вы знали, какое живое участие заставляет меня объяснять вам эти подробности, то не стали бы сомневаться в моих словах.
– Что за участие и к кому?
– Участие к королю, которого вам бы не следовало выпускать из вида, потому что от одного короля зависит сделать вас первой статс-дамой при дворе. Принц Конти не переставал любить вас, одно слово короля – и принц опять будет у ваших ног.
– Но для того, чтобы король мог…
– «Фрондеры взяли солому своей эмблемой, – это добрый знак!» – сказал кардинал Мазарини, когда до него дошла эта весть.
– Что вы хотите этим сказать?
– Кондэ, Конти, Бофор, Гонди, герцог Орлеанский, в особенности герцог Орлеанский, все они возвратятся к королю и сочтут за счастье принять его условия.
– Но я не вижу причины…
– Фронда имеет своих амазонок, а у двора их нет. Устройте прелестный эскадрон из храбрых героинь, окружающих вас, противопоставьте его отряду ее высочества, и вы увлечете парижан, они побегут за вами, как бегают теперь за принцессой. Вы непременно восторжествуете над всеми, потому что законное право на вашей стороне; и тогда уже вы будете предписывать законы всем… и господину Гонди тоже – ах, как он недостоин вашей любви.
Шарлотта устремила проницательный взгляд на незнакомца, закутавшегося в плащ до самых глаз, так что лица не было видно, но он выдержал строгий осмотр.
– Я знаю вас, – сказала она.
– Я друг Мазарини и считаюсь мертвым… Но не могу сказать, кто я.
– Каким же образом?
– Вы последуете моему совету?
– Может быть, в нем есть и хорошее, но я не знаю, что скажет моя мать?
– Герцогиня сама отважная и непременно одобрит ваше намерение. Может быть, и для себя прикажет оседлать коня, чтобы подать вам пример.
– Очень может быть.
– Герцогиня лавирует, желая сохранить дружеские отношения во всех партиях, она служит посланницей королевы, посредницей у кардинала. Во всех партиях ее подозревают. Не идите по ее стопам.
– Но коадъютор тоже служит королеве.
– Он служит только себе – лицемер и обманщик!
– Как вы смеете…
– А вы станьте прямодушно за короля, увлекайте как можно более дам в вашу партию, за ними повлекутся их обожатели, и тогда вы восторжествуете даже над герцогиней де-Монбазон, беспощадным врагом Мазарини и вашей соперницей.
– Как вы смеете…
– Да разве это неправда?
– Вы произнесли слова, которые требуют объяснений. Скажите, почему кардинал Мазарини воскликнул, что это добрый знак, когда узнал, что фрондеры приняли эмблемой пучок соломы?
– Этот пучок соломы, который так нахально выставляется напоказ торжествующими мятежниками, не привязывается ли также к головам животных для означения, что они продаются?
– Итак, кардинал Мазарини…
– Он самый тонкий политик древних и новейших времен. Для него меч – нелепость, грубое оружие, распространяющее всюду зло и нигде не делающее добра. Молния, которая мимолетно проблеснет и исчезнет… «Господа фрондеры прицепили пучок соломы на свои шляпы – значит, они продажны».
Незнакомец сделал низкий поклон и удалился на прежнее место. Шарлотта де-Шеврез едва стояла на ногах. Мысль о борьбе отнимала у нее силы. Тщеславие, любовь, мщение боролись в ее сердце. Война между женщинами воспламеняла ей голову и сердце, но ее пугала пропасть, не имеющая ни дна, ни края, пропасть, называемая неизвестностью.
ГЛАВА XVIII
Междоусобица
В шесть часов утра 2 января 1652 года герцогиню де-Монпансье разбудил страшный стук в дверь ее спальни. Еще с вечера и до половины ночи она слышала барабанный бой и звуки труб и знала, что тревога происходила в армии принца Кондэ, растянутой от Сен-Клу до Шарантона. Она тотчас позвала своих дам и приказала им отворить двери. Посетитель был граф де-Фьеске. Она приняла его и, раздвинув полог, говорила с ним.
– Ваше высочество, – сказал он, – я послан от принца Кондэ и теперь прямо от герцога из Люксембургского замка.
– Не добившись желанного ответа от отца, вы поспешили к дочери?
– Точно так, ваше высочество.
– Что такое произошло?
– Принц Кондэ атакован между Монмартром и Ла-Шапеллем мазаринскою армией под командой Тюренна. Я убедительно просил его высочество приказать парижскому губернатору отворить ворота принцу Кондэ.
– А мой отец, как всегда в решительные минуты, очень нерешителен и стал уверять вас, что он болен и не может встать с постели?
– Ваше высочество изволили угадать.
– Послушайте же, граф, я обещаю вам не оставаться в постели. В Париже я буду исполнять обязанности моего отца, как это я делала в Орлеане.
– Герцогиня де-Лонгвилль была уже в ратуше и умоляла губернатора отворить ворота войскам принца Кондэ. Но маршал неумолим и сказал, что будет действовать только по приказанию герцога Орлеанского.
