Эдвард Бульвер-Литтон - Завоевание Англии
Часть одиннадцатая
НОРМАННСКИЙ ИСКАТЕЛЬ И НОРВЕЖСКИЙ ВИКИНГ
Глава I
Наступил январь — тот самый месяц, в котором король, согласно предсказанию Иоанна, будто бы явившегося в мир под видом странника, должен был переселиться в лучший мир. Действительно, Эдуард быстро приближался к могиле.
Лондон был сильно взволнован. Бесчисленное множество лодок сновало по реке перед дворцом, и остров Торней был переполнен боязливо шептавшимся народом.
Новый Вестминстерский собор был освящен только несколько дней назад, и этим как будто закончилась земная миссия Эдуарда. Подобно египетским фараонам, он заживо отстроил себе могилу.
Внутри дворца волнение было еще сильнее, ожидание — еще более напряженное. По коридорам, залам, переходам теснились таны с пасмурными лицами; их угнетала мысль не об умирающем короле, а о том, кто будет на его месте? Стало известно, что Вильгельм имеет притязания на английский престол, и всем поскорее хотелось узнать: осмелится ли Эдуард подтвердить свое прежнее обещание перед смертью. Мы уже видели, что престолонаследие зависело не от короля. Но в исключительных случаях его последняя воля могла сильно повлиять на Витан: законных наследников не было, кроме слабого телом и душой мальчика. Эдуарда уважали за его благочестивую жизнь, и беспристрастные люди боялись, что его воля, какова бы она ни была, будет исполнена.
Одни передавали друг другу, бледнея, мрачные предсказания о будущности Англии, носившиеся в народе; другие угрюмо молчали, но взгляды всех следили за входившими и выходившими из спальни короля.
Перенесемся на восемь веков назад и войдем неслышно в так называемую расписную залу Вестминстерского дворца. В глубине этого покоя стоит на возвышении, под королевским балдахином, кровать Эдуарда.
У ног умирающего сидит Гарольд; с одной стороны виднеется коленопреклоненная фигура Юдифи, супруги Эдуарда, с другой — Альреда; тут же, возле изголовья, находится Стиганд, а за ним стоят Моркар, Эдвин, Леофвайн и другие таны. В стороне лейб-медик короля готовит ему лекарство; а в глубоких оконных нишах виднеются плачущие постельничьи короля, искренне любящие его за кротость и доброту.
Король лежал с закрытыми глазами, но дышал тихо и ровно. Два предыдущих дня он пробыл без сознания, но сейчас сказал несколько слов, доказывавших, что он пришел в себя. Рука его покоилась на руке королевы, которая горячо молилась за него; он вдруг раскрыл широко глаза и взглянул на нее.
— Ах! — прошептал он, — ты все такая же кроткая!.. Не думай, что я тебя не любил… В небесной обители ты узнаешь все прошлое!
Королева подняла к нему прекрасное лицо, и он благословил ее. Потом он подозвал вестминстерского монаха, снял заветный перстень и сказал чуть слышно.
— Пусть эта вещь хранится в храме как память обо мне.
— Теперь он свободен, говори! — шептали Стиганду и Альреду таны. Стиганд, более смелый, склонился над королем.
— О государь, — начал он, — ты теперь меняешь земную корону на небесный венец. Вспомни же о нас, и скажи, кого ты желал бы видеть своим наследником?
Король сделал нетерпеливый жест, и королева с упреком посмотрела на Стиганда, нарушившего покой умирающего. Но вопрос был слишком важен, чтобы оставить его без ответа: таны подняли ропот, послышалось имя Гарольда.
— Подумай, сын мой, — увещевал короля Альред дрожащим голосом, — молодой Этелинг едва ли способен править Англией в эту опасную минуту.
Эдуард утвердительно кивнул головой.
— Но в таком случае, — раздался вдруг голос лондонского представителя Вильгельма, который хотя и стоял позади всех, но чутко вслушивался во все происходившее, — если у тебя, государь, нет законных наследников, кто более достоин быть твоим преемником, как не твой родственник, герцог Вильгельм Норманнский?
— Нет, нет, мы не хотим слышать о норманнах! — заволновались таны и их лица приняли мрачное выражение.
Лицо Гарольда пылало, и он машинально схватился за меч.
Король заметно старался собраться с мыслями, между тем как Альред и Стиганд все еще ждали ответа: первый с выражением нежности и глубокой душевной скорби, второй с видом напряженного любопытства. Эдуард наконец приподнялся немного и, указывая на Гарольда, сказал:
— Я вижу, что вам дорог граф Гарольд — будь по-вашему… je l’octroie!
С этими словами он снова опустился на подушки… Юдифь громко вскрикнула: ей показалось, что король уже умер.
Лейб-медик протиснулся сквозь заволновавшуюся толпу.
— Воздуха, воздуха, дайте ему воздуха! — воскликнул он, бесцеремонно поднося лекарство к губам короля.
Толпа отступила, но ничто не помогало: Эдуард не дышал больше, и пульс его перестал биться. Альред и Стиганд встали на колени, чтобы помолиться за упокой души усопшего; остальные поспешили уйти, кроме Гарольда, который подошел к изголовью.
Придворные уже почти достигли дверей, когда вдруг какой-то громкий звук заставил их обернуться: король сидел на постели и смотрел ясным, спокойным взглядом.
— Да, — проговорил он звучным, сильным голосом, — я не знаю, сон ли это был или видение, но я должен рассказать и молю Бога дать мне силы, чтобы я мог выразить то, что давно смущало меня.
Он замолк на минуту, а затем продолжал:
— Тридцать два года тому назад, в этот самый день, я встретил у Сены двух пророков-отшельников, и они сказали мне, что Англию постигнет большое горе… Вот их слова: «После твоей смерти Бог предаст твою родину ее врагу». Я спросил, нельзя ли избежать этой горькой участи с помощью покаяния и молитвы? Но пророки ответили: «Нет! Бедствие прекратится и проклятье будет снято с твоего народа только тогда, когда от одного молодого дерева будет сорвана зеленая ветвь, которая потом опять соединится с деревом и даст цветы и плод…» Перед тем, как заговорить, я увидел сейчас этих двух отшельников смертельно бледных.
Он говорил так твердо и с таким убеждением, что все оцепенели от ужаса.
Но вот голос его дрогнул, глаза неестественно расширились, седые волосы встали дыбом: он начал корчиться в предсмертных судорогах и произносить отрывистые фразы.
— Сангелак! Сангелак! — хрипел он. — Кровавое озеро… Он спустился с неба, чтобы сражаться с нечестивыми… и гнев его сверкает в мече и огне… Горы преклоняются ему, а под ними непроглядный мрак!
Наконец, тело короля вытянулось, глаза остекленели, и Гарольд закрыл ему глаза.
Из всех присутствующих недоверчиво улыбался только один Стиганд.
— Неужели вы пугаетесь бреда умирающего старика? — заметил он с презрительной насмешкой.
