Алла Бегунова - Французская карта
Светлейший князь обещал Аржановой и поручику Чернозубу эти офицерские кресты, а сержанту Прокофьеву, белому магу Гончарову и меткому стрелку Николаю – серебряные солдатские медали. Правда, еще раньше Потемкин вручил Флоре традиционную премию от секретной канцелярии Ее Величества за успешно проведенную операцию «Секрет чертежника» – годовой оклад в тройном размере, то есть 1800 рублей. Деньги, земельные пожалования, крепостные крестьяне – очень хорошо. Однако наградной знак совсем другое, это особая почесть для дворянина.
Аржанова знала: какие бы подвиги она ни совершила во славу Отчества, орденов ей не видать как своих ушей. Не принято, увы, так отмечать заслуги женщин ни в одном европейском государстве. Орден Святой Екатерины, учрежденный Петром Великим, предназначался для придворных дам из знатных аристократических фамилий. Анастасия к ним не принадлежала.
Между тем ей давно хотелось оставить детям, внукам, правнукам не только деревни, населенные крепостными, не только сады и виноградники в Крыму, но и нечто, свидетельствующее о тайной службе, о ее командировках в Крымское ханство, в Австрию, в Турцию, о столкновениях, никому не известных, но яростных, с коварными врагами Империи. Полного, детального рассказа они не услышат никогда, но пусть останется хоть намек, хоть загадка, хоть необычное напоминание.
Может быть, вернувшись домой, Анастасия даже закажет свой портрет художнику в этом подаренном ей светлейшим князем пехотном зеленом кафтане, и с офицерским золотым крестом, вполне уместным в петлице красного его лацкана. Затем очаковская награда ляжет на дно заветной шкатулки и будет передаваться в ее семье из поколения в поколение…
Но курьеры из Санкт-Петербурга пока не привезли в штаб-квартиру главнокомандующего Екатеринославской армии учрежденные царицей металлические знаки на цветных муаровых ленточках.
Впрочем, ожидание не тяготило курскую дворянку. Ведь ее возлюбленный находился рядом, в Очакове. Она встречалась с ним довольно часто, пусть и мельком. Флора усердно трудилась вместе с Лашкаревым, разбирая турецкие бумаги. светлейший же князь приступил к делам, связанным с передвижением полков на зимние квартиры, с лазаретами, заполненными увечными и ранеными под османской твердыней воинами, с кораблями гребной флотилии и севастопольской эскадры, вмерзшими в лед Днепровского лимана.
Метели по-прежнему бушевали в причерноморской степи, трещали жестокие морозы. Генерал-фельдмаршал непрестанно беспокоился о здоровье служивых, снабжении их всем необходимым в эту непогоду, спешил поставить на ноги раненых. Следующая, 1789 года кампания, обещала стать не менее напряженной, чем недавно закончившаяся. В новых битвах с турками, вечно собиравшими стотысячные армии, на счету будет каждый российский солдат.
Так, 12 декабря Потемкин отбыл в деревню Витовку для инспекции тамошнего лазарета. Он хотел вернуться оттуда через день, но задержался до 17 числа. Много неисправностей нашел светлейший в данном учреждении: нехватку провизии для усиленного питания, дров для отопления, даже медикаментов. Кое в чем были виноваты местные нерасторопные чиновники, кое в чем – сама административная машина Российской империи, в силу громоздкости своей весьма неповоротливая. Лишь непосредственное вмешательство представителя высшей власти придавало ей требуемое ускорение.
Через неделю после возвращения Григорий Александрович вызвал княгиню Мещерскую к себе для доклада о найденных турецких документах. Она вошла в его кабинет и тут почему-то сразу поняла, что это их последняя встреча на политой кровью, обожженной адским огнем очаковской земле. Когда произойдет следующее свидание – неизвестно ни ей, ни ему.
Главнокомандующий взял из рук Флоры папку, быстро просмотрел бумаги, задал несколько вопросов о них и, точно заканчивая официальную часть, произнес тихим, усталым голосом:
– Садись, душа моя. Поговорим.
– Я слушаю вас, ваше высокопревосходительство.
– Хочу выполнить данное тебе обещание, – он шагнул к походному секретеру, достал пакет из толстой коричневой бумаги, отогнул клапан и показал Аржановой содержимое: два золотых креста и три серебряных медали. – Забирай. Будет память о сем событии примечательном для тебя и для твоих людей. К сожалению, получил пока лишь пробные образцы…
– Премного благодарна, ваше высокопревосходительство! – с волнением ответила она, рассматривая новенькие, поблескивающие в свете зимнего дня награды. – Это была моя мечта.
– Давно догадывался о том, любезная Анастасия Петровна. – Потемкин ласково улыбнулся ей. – Теперь слушайте. Через день, то есть 26 декабря, я уеду в Херсон. За мной потихоньку двинется в путь и походная канцелярия. А вы – свободны. Чай, соскучились по своим домашним?
– Да, очень.
– Предлагаю отправиться в Севастополь не посуху, что выйдет труднее и дольше, а на линейном корабле «Святой Владимир».
– Так ведь он стоит во льду между Очаковым и Кинбурном, – возразила Анастасия.
– Лед начали обрубать. Я дал экипажу в помощь роту саперов. Думаю, к первым числам января 1789 года корабль снарядят для отплытия. Он повезет важные мои распоряжения командующему севастопольской эскадрой графу Войновичу. Я уже отдал приказ командиру «Святого Владимира» капитану 2-го ранга Чефалиано. Он примет на борт тебя, твоих людей и весь багаж, по-видимому, немалый.
– Так точно, ваше высокопревосходительство, – она в смущении опустила голову.
– Нечего тут стесняться, душа моя, – мягко урезонил ее Потемкин. – Трофеи – важнейшая вещь на войне. Они воодушевляют войско.
– Может быть, – Аржанова шагнула к возлюбленному, встала совсем близко и взялась обеими руками за борта его кафтана на груди. – Но что скажешь ты мне на прощание?
Григорий Александрович привлек к себе Анастасию, обнял и нежно поцеловал:
– Господь с тобой, душа моя! Какое прощание? Мы еще не победили турок окончательно. Жди моего приказа.
– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! – она попыталась улыбнуться, но улыбка эта вышла печальной…
Путешествие на линейном корабле «Святой Владимир» доставило Аржановой приятные впечатления. Во-первых, парусник был новым, спущенным на воду на Херсонский верфи в мае 1787 года. Во-вторых, большим: 66 пушек, длина почти 49 метров, глубина интрюма почти 6 метров – и, следовательно, качка здесь ощущалась не так сильно, как на «Элефтерии» или на «Хотине». В-третьих, все время дул попутный северный ветер, и военный трехмачтовик летел по черноморским волнам, словно птица.
