Вальтер Скотт - Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине
– С удовольствием, великий Саладин, – ответил Ричард и стал искать предмет, на котором он бы мог проявить свою поистине исполинскую силу. Внимание его остановилось на полностью выкованной из железа секире, которую держал один из его телохранителей. Диаметр ее стержня достигал приблизительно полутора дюймов. Взяв ее у телохранителя, он положил секиру на деревянную толстую скамью так, чтобы она местом, предназначавшимся для разруба, легла над столбом скамьи.
Де Во, побуждаемый ревнивой заботливостью, с какой он охранял честь своего любимого государя, шепнул ему по-английски:
– Ради Бога, остановитесь, умоляю вас, именем Пресвятой Богородицы, одумайтесь! Что вы делаете, государь, силы ваши еще не полностью восстановились, неужели вы хотите доставить удовольствие этому мусульманину торжествовать над вами?
– Молчи, глупец! – воскликнул Ричард, гордо обводя взглядом окружающих. – Неужели ты думаешь, что моя сила мне изменит в его присутствии?
И вслед за этими словами широкий и тяжелый меч Ричарда, схваченный двумя руками, ярко блеснул и с неуловимой быстротой опустился на рукоять секиры, которая, разрубленная сильным ударом пополам, словно дерево, упала на землю.
– Какой чудесный удар, клянусь головой пророка! – с восторгом воскликнул Саладин, внимательно рассматривая обрезы рукояти секиры и клинок королевского меча, на котором не видно было следов зазубрин. Затем Саладин взял руку Ричарда и, любуясь ее упругими, сильно развитыми мускулами, улыбнулся, сравнив ее со своей сухощавой и тонкой рукой.
– Да, да, смотри и рассматривай ее хорошенько! – воскликнул довольно громко де Во на английском языке. – Вовек тебе не дождаться, чтобы твоя длинная обезьянья рука могла нанести такой удар твоей позолоченной косой.
– Замолчи, де Во, – крикнул Ричард, – ведь он, возможно, понимает, что ты говоришь, во всяком случае, догадывается.
– Желал бы и я также показать тебе, мой брат, – сказал Саладин, – что каждый народ обладает особыми приемами ловкости. Я не стану выказывать своей силы, и безрассудно было бы кичиться, оспаривая ее у тебя. Но вот видишь эту пуховую подушку? – Саладин взял шелковую подушку, лежавшую на ковре, и поставил ее на ребро. – Можешь ли ты ее разрубить своим мечом?
– Конечно нет, – ответил король. – Никакой меч, будь он даже экскалибар короля Артура, такого мягкого и упругого вещества разрубить не может.
– Так смотри же! – воскликнул Саладин.
И, засучив широкий рукав своей куртки, он обнажил выше локтя худощавую, но мускулистую, жилистую руку, закаленную в постоянных воинских упражнениях, затем поднял узкую кривую саблю, клинок которой не блестел, как шпаги франков, а был тускло-синеватого цвета и испещрен множеством тонких малозаметных линий и полосок, извивавшихся и переплетавшихся между собой, что свидетельствовало о кропотливой и тщательной работе искусного оружейника, выковавшего эту саблю. Высоко занеся это слабое по сравнению с Ричардовым мечом оружие, Саладин нагнулся несколько вперед, налег всем телом на выставленную вперед левую ногу, затем, слегка раскачиваясь, чтобы изловчиться к удару, быстро шагнул вперед и одним взмахом сабли рассек подушку, нанеся удар с такой легкостью и быстротой, что, казалось, подушка сама собой распалась надвое.
– Это фокус! – воскликнул по-английски де Во и наклонился поднять одну половинку подушки, чтобы убедиться, действительно ли она рассечена.
Саладин, очевидно, понял смысл восклицания Ричардова приверженца, снял тонкое и длинное покрывало с чалмы одного из своих приближенных, сложил его вдвое и повесил на лезвие своей сабли, которую держал в почти выпрямленной руке. Затем, быстро протянув к себе саблю, перерезал его на две части, которые, слегка колыхаясь, опустились на пол. Все присутствовавшие в шатре европейцы пришли в изумление, восхищаясь замечательным искусством Саладина владеть оружием и удивительным клинком.
– Изумительная и неподражаемая ловкость, брат мой! – воскликнул потрясенный Ричард. – Да, встретиться с тобой в бою опасно! Но, отдавая должную дань ловкости, искусству, я отстаиваю свой английский удар: то, чего я не сумею добиться ловкостью, я возьму силой. Как бы там ни было, ты так же ловок в умении наносить раны, как твой мудрый хаким искусен в их излечивании. Надеюсь, я увижу твоего знаменитого врача, я его должник и привез ему небольшой подарок.
Султан снял свою чалму и заменил ее шапкой татарского покроя; затем, переменив голос, он обратился к Ричарду:
– Больной, как говорит один из наших поэтов, когда болен, узнает своего врача по звуку его шагов, но по выздоровлении часто не узнает его и тогда, когда видит перед собой.
Ричард и де Во до того изумились, что широко раскрыли глаза и разинули рты.
– Это чудо, совершенное чудо! – воскликнул Ричард.
– Это бесовское наваждение! – пробормотал вслед за королем Томас де Во.
– Но как я не узнал моего искусного и мудрого хакима только из-за отсутствия его шапки и костюма? – продолжал удивляться Ричард. – Теперь я узнаю его в моем царственном брате, знаменитом Саладине!
– Чего не бывает на свете, – ответил Саладин, – недостаточно одной одежды, чтобы сделаться дервишем, говорит наша пословица.
– Так это тебе лично обязан рыцарь Спящего Барса своим избавлением от смертной казни? – спросил король. – И это благодаря твоей хитрости он явился переодетым обратно в наш лагерь?
– Да, – ответил Саладин, – как врач, я пришел к убеждению, что жизнь этого храброго рыцаря продлится недолго, если его сердечные раны не будут залечены и не будет восстановлена его рыцарская честь. Однако его маскировка открылась гораздо быстрее, чем я ожидал, судя по успеху, какой имело мое переодевание.
– Неожиданный случай помог мне заметить, что чернота его кожи неестественная, – ответил король, – с той минуты, когда я высасывал яд из раны мнимого нубийца и краска кожи стала бледнеть, мне нетрудно было догадаться, кто именно этот смышленый раб, так как скрыть черты его лица и фигуру было трудно. Конечно, я уверен, что завтра он выступит в поединке.
– Да, он уже приготовился и не может дождаться минуты, когда начнется поединок, – ответил Саладин. – Я его снабдил оружием, конем и твердо уверен в успехе.
– Знает ли он, кому всем этим обязан? – спросил Ричард.
– Да, знает, – ответил Саладин, – посвящая его в свои планы, я должен был ему открыться.
– Но открылся ли он тебе? – продолжал расспрашивать Ричард.
– Не совсем, но, судя по тому, что мне удалось узнать от него, я понял, что он несчастлив в любви. Предмет его любви, видимо, недосягаем для него по своему высокому положению, и заветные мечты храброго рыцаря не могут осуществиться.
