Чемпион - Саймон Скэрроу
Паво повернулся к Руге: - Как мне добраться до него сквозь его щит и доспехи?
Руга фыркнул: - Многие его противники задавали себе тот же самый вопрос. Вот почему Гермес считается лучшим гладиатором, когда-либо выходившим на Арену. Остановить его достаточно сложно. Победить его практически невозможно».
- Тогда как же ты подошел к нему так близко? - спросил Паво.
Наступила пауза, пока Руга отводил взор. Наконец отставной гладиатор доковылял до каменной ступеньки у края двора и присел. Он устало вздохнул, посмотрев ему в глаза отстраненным взглядом.
- Мы сражались перед Императором Тиберием. Заключительный бой Игр на праздновании Сатурналий. Тридцать тысяч зрителей собрались на Арене, чтобы посмотреть, как мы сражаемся. Они, безусловно, оправдали свои деньги. Наш поединок, казалось, длился вечность. Ни один из нас не мог преодолеть защиту другого. К концу схватки мы оба были в крови, в синяках и измотаны. Я подумал, что достаточно отмутузил его и нанес ему больше ран, чем он мне. И действительно, судья поднял трость, указав на победителя… на меня.
Паво и Макрон недоверчиво переглянулись: - Ты действительно победил Гермеса?
Руга горько рассмеялся: - Я тоже так подумал. Вот почему я снял свой шлем, чтобы получить признание толпы. И в этот момент Гермес бросился на меня. Ублюдок рассек мне лицо и оставил меня это. - Он указал на шрамы.
- А как насчет того, что судья ведь уже объявил конец схватки?
- Он решил, что я неправильно понял его сигнал…. В общем, чушь несусветная..
Руга замолчал. Паво взглянул на темнеющее небо, и в его венах забурлил гнев, руки сжались в кулаки, так что пальцы чуть не налились кровью на влажных ладонях.
- Клянусь Юпитером, я не попадусь на ту же уловку. Гермес будет мой.
Это вызвало циничный смех у отставного гладиатора, и когда он поднял голову, в его глазах была холодная тревога: - Разве ты не понял, мальчик? Бой был устроен так, чтобы Гермес выиграл. Он любимчик Императора. Когда ты выйдешь на Арену, ты не просто столкнетесь с другим гладиатором. Ты сразишься с избранником Императора. - Он с надеждой взглянул на Макрона, - Ну, что, может на сегодня хватит… Пойдем выпьем…
- Поднатужься! - крикнул Макрон. - Сильнее дави спиной, парень!
Скрипя зубами и напрягая мышцы, Паво изо всех сил пытался поднять вес четырехколесной повозки на улице возле “Пьяной козы”. Макрон стоял под аркой, ведущей во двор, и смотрел, как он схватился за передний край платформы и попытался поднять повозку во второй раз. Руга смотрел со двора. Мышцы рук Паво горели, и он слегка согнулся в коленях, так как его ноги напряглись под огромным весом. Корзины с камнями, погруженные на дубовую платформу, задрожали, когда повозка медленно оторвалась от земли. Паво задержал его на мгновение. Каждая клеточка его существа кричала от боли и велела ему бросить ее. Но он крепко зажмурил глаза и подумал о Гермесе и о страданиях, которые он перенес, чтобы добиться этого. Он прошел долгий путь, чтобы отомстить. Он не сдастся и сейчас.
- Ставь на место! - рявкнул Макрон.
С болезненным ревом Паво ослабил руки и отшатнулся на шаг. Повозка вздрогнула, когда ее передняя часть рухнула на землю. Макрон шагнул вперед и пересчитал корзины.
- Четырнадцать. Неплохо. Мы еще сделаем из тебя Чемпиона, солнышко ты наше.
Паво скривился от боли, но почувствовал, как внутри него взыграла гордость: - Чемпион Арены, - сказал он, размышляя вслух, прежде чем взглянуть на Макрона. - Вы действительно думаете, что у меня получится?
- Нет, если ты будешь сидеть на заднице и о чем-то мечтать, я сомневаюсь. Теперь давай попробуем еще раз … на этот раз с чуть большим весом.
У Паво упало сердце, и Руга от души рассмеялся. Макрон махнул хозяину таверны, чтобы тот добавил к грузу еще одну корзину. Колеса застонали под лишним весом.
- Но, господин…
Макрон оборвал его взмахом руки: - Ни слова, парень. Если ты хочешь победить Гермеса, тебе надо стать достаточно сильным, чтобы передвигаться по Арене в этой броне, навешенной на тебя. Понятно?
- Да… господин, - пробормотал Паво, на мгновение пожалев о своем решении назначить Макрона своим тренером.
Оптион тренировал его упорнее, чем когда-либо, за эти четыре недели, прошедшие с тех пор, как объявили о схватке. Первая неделя была мучительной, и у Паво едва хватало сил на то, чтобы каждый вечер после тренировки вернуться в имперский лудус и упасть на промерзший пол своей камеры. Но к концу второй недели он заметно окреп. В начале тренировок он изо всех сил старался удерживать большой щит, используемый гладиаторами-провокаторами так, что его бицепсы болели от напряжения. Теперь же его накаченные мышцы позволяли ему без усилий удерживать щит, когда он каждый день отрабатывал свои приемы атак с Ругой. Поскольку до встречи со своим заклятым врагом оставался всего один день, Паво даже осмелился предположить, что он, возможно, сможет и победить.
Макрон хлопнул себя по бедру и уверенно кивнул: - Ну, что стоишь, как обгадившийся … поднимай!
Хотя выражение его лица оставалось каменным, Макрон почувствовал, как его грудь раздулась от гордости, когда Паво возобновил свои упражнения по поднятию тяжестей. Оптион опасался худшего, когда его юный подопечный получил право сразиться с Гермесом. Но Паво проявил стойкость, которая удивила даже Макрона. Он никогда не видел, чтобы парень горел желанием тренироваться так сильно, как за эти последние четыре недели. Макрон заставил его пройти серию изнурительных физических упражнений, направленных на увеличение силы ног. Подъемы повозок, как он их называл, были лишь одной деталью из серии упражнений, которые он придумал, чтобы компенсировать недостаток тренировочного оборудования. Хозяин “Пьяного козла” проявил интерес к трем мужчинам, обедавшим в его заведении каждый день, и, выслушав рассказ о храбром юноше, собиравшемся сразиться с Гермесом, предложил свою помощь; отдал им во временное пользование свою повозку и корзины.
Но холодный страх сковал Макрон. Его собственная судьба была связана с судьбой молодого гладиатора. Если Паво падет на Арене, имперский секретарь раскроет офицерам Второго легиона участие оптиона в битве со зверями, что положило бы бесславный конец его военной карьере. Эта мрачная мысль заставила Макрона удвоить свои
