Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен
Глава 3
Пердикка
Трудно было бы назвать какой-либо другой период в истории продолжительностью в десять лет, помимо царствования Александра, когда столь огромная перемена произошла на таком большом пространстве Земли – изменение, которое до такой степени переменило бы положение вещей. Внезапно пышность величайшей из когда-либо известных империй была сметена прочь. И сила, занявшая ее место, руководилась идеями совершенно новыми для большой части человечества, идеями, которые до сих пор имели хождение лишь в крошечных эллинских республиках. Весною 323 г. до н. э. весь порядок вещей от Адриатики до самых гор Центральной Азии и пыльных равнин Пенджаба основывался на воле одного человека, одного мозга, вскормленного эллинской мыслью. Затем рука Божия, словно проводя какой-то фантастический эксперимент, устранила этого человека. Кто в тот момент мог бы предсказать, каков будет исход? (Май или июнь 323 г. до н. э.)
Хозяина больше не было, но инструмент, с помощью которого он работал, новая сила, которую он выковал, – македонская армия все еще оставалась непревзойденной. Пока было всего лишь нужно завладеть ею, чтобы править миром. Македонские вожди собрали общий совет рядом с телом умершего царя. Для них всех те перспективы, которые открывал этот внезапный поворот дела, должно быть, казались в то время смутными и странными; их посещали лишь авантюристические надежды и туманные амбиции. Вопросом, требовавшим немедленного внимания, было то, кого поставить во главе империи. Это должна была быть особа из царского дома – в этом все были согласны. Однако царский дом не предлагал блестящего выбора: Филипп Арридей, полоумный сын великого Филиппа от жены-фессалийки; все еще не родившийся сын Александра и иранской принцессы Роксаны (если это оказался бы сын) и Геракл, сын Александра и персиянки Барсины, мальчик, которому было около трех лет. Кандидатуру последнего серьезно пока не предлагали, поскольку, очевидно, считали его незаконным[12]. Никто из того огромного населения, над которым предстояло править новому царю, не имел никакого голоса в выборе правителя. Македонцы разбили свой лагерь на вавилонских равнинах; это были люди, которые за одиннадцать лет до того ничего не знали вне узких границ своей собственной земли, а теперь они выбирали царя для половины мира столь же безраздельно, как если бы это был только царь македонцев, как в прежние времена. Немедленно возникли раздоры. Кавалерия, как говорят наши источники, решилась ждать сына, которого, как надеялись, должна была родить Роксана; пехота была настроена поставить Филиппа Арридея. Это различение кавалерии и пехоты было не только лишь военным, но и социальным. Точно так же, как средневековый рыцарь находился на более высокой ступени общества, нежели пехотинец, так и мелкие аристократы Македонии следовали за царем в качестве воинов, его «товарищей» (гетайры); обычные пехотинцы набирались из крестьянства. Есть указания на то, что прежде всего узко мыслящие и откровенные македонские копейщики, менее, нежели стоявший над ними класс, открытые либеральным влияниям и большим идеям, почувствовали некоторое отчуждение после бесконечных маршей Александра и тех восточных атрибутов, которыми он себя окружил. Образцом царя для них был все еще царь Филипп; они не хотели бы видеть, чтобы сына их старого хозяина обошли в пользу полуварвара, все еще лишь вероятного наследника Александра. Более того, они ничего бы не выиграли (в отличие от многих аристократов) от раскола империи, и они подозревали, что предложение подождать до родов Роксаны скрывало план вообще лишить империю своего главы. Только тогда, когда дело дошло почти до кровопролития, диспут разрешился посредством компромисса. Филипп Арридей и сын Роксаны должны были править совместно. Пердикка, член старого правящего дома македонской области Орестида, главный из всех вождей, собравшихся в Вавилоне, должен был стать регентом.
Было и много других великих князей и полководцев в царстве – в Вавилонии, в Македонии, в провинциях, которых смерть Александра навела на новые мысли. Удержится ли империя и, если так, каково будет их положение в ней? Развалится ли она на куски и, если так, на что каждый из них сможет наложить руки? За соглашением между кавалерией и пехотой последовало распределение сатрапий. Не говоря уже о возможности добиться большего, никакой заметный человек не мог чувствовать себя в безопасности в грядущие времена, не располагая какой-либо собственной силой. И ни одна сила не могла быть прочно основанной, если бы она не обладала территориальной поддержкой – базой для боевых действий и источником дохода. Именно такие соображения заставили теперь многих из великих вождей, чьи должности доселе были чисто военными, желать управления какой-либо провинцией. Первым, кто ясно увидел, чего требуют новые условия (как говорят нам наши авторы), был Птолемей, сын Лага, самый хладнокровный и рассудительный из полководцев Александра. Именно он, как свидетельствуют они, первым предложил перераспределение сатрапий и завоевал расположение регента, представив это решение как бывшее в интересах последнего, дабы устранить возможных соперников на некоторое расстояние от себя. В любом случае как база, которую можно было защищать и как источник дохода, ни одна сатрапия не могла быть выбрана более мудро, чем та, которую он выделил для себя, – Египет, огражденный безводными пустынями и практически лишенными гаваней берегами, и в то же самое время исключительно богатый, выходивший на Средиземноморье и предназначенный для того, чтобы превратиться в один из величайших торговых путей мира. Однако по большей части новый план был подтверждением статус-кво: единственными новыми назначениями, которые мы должны здесь отметить, были назначение Евмена, греческого секретаря Александра, в Каппадокию, Пифона, сына Кратея, – в Мидию и Лисимаха во Фракию.
Среди заметных фигур великого собрания в Вавилоне тем самым летом 323 г. был один, кто в этой книге заслуживает нашего особого внимания, – могучий юный офицер хорошего македонского происхождения, примерно одного возраста с умершим царем, который завоевал себе честь при Александре, как и его отец Антиох до него – при Филиппе. Звали этого молодого человека Селевком. Он сопровождал царя, когда тот первый раз вступил в Азию в 334 г. до н. э. В индийской кампании 326 г. до н. э. он получил один из верховных командных постов. Его служба (оставшаяся для нас незасвидетельствованной) среди холмов Афганистана и Бухары, несомненно, показала острому взгляду Александра большие способности подчиненного. Он был командиром царских гипаспистов и состоял в штабе царя. При пересечении Гидаспа в одном корабле были Александр, Птолемей, Пердикка, Лисимах и Селевк – очень значимый момент, если вспомнить позднейшую историю этих пяти людей, – и в битве с царем из династии Пауравов, последовавшей за этим, Селевк сражался во главе своего подразделения[13].
В следующий раз мы слышим о нем два года
