Амеде Ашар - Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
— Весьма превосходное, — кивнул г-н де ла Герш, ничего не видя перед собой от волнения. — Могу я узнать, откуда вам что-либо известно о моей кузине и от кого?
— Разумеется, можете… Я не из чего не делаю тайн, вы это уже поняли, надеюсь, — он снова принялся разглядывать кинжал, вертя его в руках. — Редкостная по красоте работа, восхищался он. — Это оружие сделано в Милане?..
— Вы позволите оставить его вам в память о посещении этого замка?
— Спасибо, я не принимаю подарков: я либо покупаю, либо захватываю, — ответил г-н де Паппенхейм, и с этими словами он вложил кинжал обратно в ножны.
Более величественно, чем император, он прошелся по галерее.
Г-н де ла Герш, переполненный глухой яростью, следил за ним не спуская глаз, помня однако, что граф де Паппенхейм — гость г-на де Шарней, а гостеприимство обязывало быть терпеливым.
— Ах-да! — снова заговорил граф Анри. — Вы, кажется, только что спрашивали, где и при каких обстоятельствах я узнал о мадемуазель де Сувини?
— Да, но если вам не приятно об этом говорить…
— О нет, напротив! Видите ли, я много путешествовал. Позже, когда вы достигнете возраста солдата, возможно вы также побываете во многих странах, хотя сомневаюсь, что вы повидаете больше. Вот так, к примеру, я посетил далекое, но интересное королевство Швецию, немного задвинутое во льды, к белым медведям. Однако и там, как ни странно, есть и дворяне. Имя одного из них, который принимал меня у себя в поместье, господин де Парделан.
— Вот как! — изумился Арман-Луи.
— Черт возьми, возможно, вам известно, что он француз, гугенот, как и вы?
— Он наш дальний родственник, но я его никогда не видел.
— Тем хуже для вас! В его подвалах — самые лучшие французские вина, которые я когда-либо пробовал. Господин де Парделан и рассказал мне о мадемуазель де Сувини. Он уверял меня, что ждет её вот уже четырнадцать лет.
— Двенадцать, сударь.
— Пусть двенадцать. От него я узнал, что у вашей кузины в Швеции большое состояние. В общем, она — обожаемая всеми особа, и я понимаю, почему её так надолго задержали во Франции.
Краской гнева запылало лицо Армана-Луи.
— Господин граф! — крикнул он.
— Что? — коротко спросил немец с усмешкой. — Разве она не так богата, как сказывал мне господин де Парделан? Разве не любят её в замке, если даже у меня осталась масса впечатлений от вчерашней встречи с ней?
Г-н де ла Герш только больно, до крови закусил губу.
— А поскольку, поверьте, я не сказывал ни слова неправды, давайте не будем ссориться, сударь, — добавил чужестранец и, обратив свой взор на стены галереи, проговорил холодно: — У вас тут великолепная коллекция оружия.
«У меня ещё наверняка будет какой-нибудь приятный день, когда я подержу этого Паппенхейма на острие моей шпаги!» — успокаивал себя Арман-Луи.
Настало время, когда граф Анри Годфруа должен был предстать перед г-ном де Шарней и м-ль де Сувини. Тот час манера поведения и тон его переменились.
Неутомимый насмешинк, г-н де Паппенхейм превратился вдруг в великосветского дворянина. Он был галантен без притворства и все время пытался продемонстрировать, насколько плодотворно он путешествовал: по-итальянски, по-испански он говорил не хуже, чем по-немецки и по-французски. Он был знаком почти со всеми монархами Европы и бывал с ними накоротке. М-ль де Сувини, казалось, слушала его с интересом. Эти рассказы о дальних странствиях граф Анри Годфруа ловко пересыпал анекдотами. И, суда по его словам, не было в современной истории почти ни одного значительного события, забавных подробностей которого он бы не знал, и не существовало, кажется, ни одного солидного уважаемого человека, полководца или министра, бок о бок с которым бы он не сиживал. Кроме того, из рассказанного стало ясно, что граф видел многие военные сражения, сам был их участником и что немало почерпнул из всего этого для себя.
«Я погиб! — подумал Арман-Луи. — Что я в сравнении с этим человеком?!»
Еще никого и ни разу в своей жизни он не ненавидел, даже своего друга Рено, хотя тот был католиком. Но к графу Паппенхейму он почувствовал ненависть.
Немецкий дворянин, оставшийся на день в Гранд-Фортель, остался за тем и на второй, и на третий. Каждое утро он появлялся, как дневное светило, одетый всякий раз в новые одежды из превосходных тканей, бархата, парчи, шитой золотом и серебром, сатина. Все это было к тому же отделано волнами дорогостоящего гипюра и кружев, таких тонких и такой редкой работы, что ничего подобного не видывали даже самые зажиточные дворяне провинции.
Арман-Луи все больше и больше питавший отвращение к графу Годфруа, однако, немало удивлялся тому, как чемоданы этого завзятого путешественника могли вмещать такие велико лепные вещи и в таком огромном количестве.
Каким жалким выглядел он в своем суконном поношенном камзоле и плаще из грубой ткани рядом с этим ослепительным вельможным господином, покрытым шитьем! Что больше всего расстраивало его и питало живую неприязнь — так это то, что, будучи всегда при великолепном оружии, шпорах, сверкающей портупее, граф выглядел как настоящий воин и всем своим видом не давал никому ни единого повода подумать, что он всего лишь красивый молодой человек, щеголь, каких можно видеть на королевских приемах.
«Женщины выбирают мужчин глазами» — то ли от кого-то слышал, то ли читал в рыцарских романах г-н де ла Герш, — он вспомнил эту полушутку-полумудрость, и от этого его мучения удвоились.
Однажды утром они объяснились на шпагах. Это произошло в оружейной галерее, где в дождливую погоду любил прогуливаться старый сеньор де Шарней, подобно тому как солдат, состарившийся на военной службе, любит побывать в кругу боевых друзей юных лет.
— Вы собираетесь когда-нибудь позабавиться этими игрушками? — спросил граф Годфруа, глядя на Армана-Луи.
Вместо ответа юный ла Герш бросился к рапире, помещенной в коллекции на стене, схватил её и выкрикнул, став в боевую готовность:
— Вот смотрите, вы можете убедиться, как я пользуюсь этими игрушками, — сказал он
Г-н Паппенхейм выхватил из оружейной коллекции рапиру того же размера и, согнув лезвие, пощупал затупленные острие и лезвие.
— Дуэль на куртузных шпагах? — спросил он. — Я согласен.
— Другие, острые, как иглы, и наточенные, как охотничьи ножи, там, дальше. Не стесняйтесь, если хотите, воспользуемся ими!
Г-н де Шарней все это время был неподалеку, и только когда он подошел, Арман-Луи вспомнил о нем.
— Ах, господин де ла Герш, — сказал он, — мне показа лось, что вы спровоцировали нашего гостя?
— Не пугайтесь, господин граф! — ответил немецкий дворянин. — Я вовсе не хочу, чтобы первая дуэль господина де ла Герш стала последней!
