Эльвира Барякина - Белый Шанхай
Нина, оказывается, помнила слова пролетарского гимна: пока они с Климом жили в советской России, эта песня доносилась отовсюду. Но до нее только сейчас дошел истинный смысл «Интернационала»: голодные рабы с кипящими мозгами решились на убийство. Впрочем, ей уже было все равно.
Дипкурьеры наперебой ухаживали за Ниной, и предлагали ей то баранки, то конфеты с портретом — господи помилуй! — председателя ОГПУ Дзержинского.
Фаня смеялась над соратниками:
— Совсем замучили бедную Ниночку! Чего вы лезете к ней? Дайте человеку посидеть спокойно!
Постепенно Нина успокоилась и расхрабрилась. Грустная нелепица: ее пригрели враги, которых она боялась больше всего на свете, а «свои люди», в том числе и Клим, не хотели ее знать.
Нина просидела с большевиками до утра: они пели песни, рассказывали истории, а потом затеяли игру в преферанс на спички.
Наконец Фаня поднялась из-за стола и сладко зевнула:
— Слушайте, уже светает — пойдемте спать!
И тут над рекой раздался пушечный выстрел.
4
Белогвардейцы вступали в армию генерала Собачье Мясо с тем, чтобы возродить белое воинство. Какое там! Из-за недостатка денег, повсеместного воровства и проклятого расового вопроса организовать ничего не удавалось. Русские и китайские офицеры беспрестанно грызлись между собой, а тылы съедала всеобщая неразбериха и пьянство.
Интенданты за взятки покупали несвежие продукты, и половина армии страдала от болезней. Медицинская помощь почти не оказывалась, с оружием и вовсе была беда — стволы износились до последней степени. Из каждых четырех горных орудий два никуда не годились; из шестнадцати пулеметов семь можно было отправлять на свалку.
Только на бронепоезде «Великая стена» еще сохранялось подобие порядка; в остальных частях бойцы интересовались не тем, где находится противник, а тем, где хранятся запасы продовольствия.
Феликс сидел на бревне, курил самокрутку и смотрел на алое солнце, встающее над Янцзы. Невдалеке суетились китайские артиллеристы: вышел приказ срочно переправить пушки на другой берег.
Рядом с Феликсом опустился отец Серафим — заросший, косматый, в ватнике с повязкой Красного Креста на рукаве.
— Ну, что слышно? Денег дадут или как? Совсем совесть потеряли: пять месяцев жалование не платят.
— Собачье Мясо думает, что мы будем служить за еду, — мрачно проговорил Феликс.
Русским наемникам некуда было деваться, и они давно уже дрались не за деньги, а за возможность протянуть еще один день. Тех, кто попадал в плен к солдатам НРА, водили на проволоке, продетой сквозь уши, и после долгих пыток убивали.
Феликс поднял голову и увидел, как из-за излучины реки показался небольшой пароход.
Среди артиллеристов поднялась суета.
— Видите красный флаг на корме? — крикнул, пробегая мимо, китайский офицер. — Это советское судно! Его надо остановить — оно наверняка везет продовольствие в Ухань!
Китайцы дали предупредительный залп, и пароход встал посреди реки.
Феликс, как знаток русского языка, вызвался проводить досмотр.
Поднявшись на борт, он велел капитану подать транспортные накладные, но по бумагам выходило, что «Память Ленина» идет в Ухань за чаем, а в трюмах у него — запчасти для электростанции.
— Какой чай может быть в Ухани? — разозлился Феликс. — Там жрать нечего!
Он повернулся к солдатам:
— Начинайте обыск. Команду под арест, всех пассажиров собрать в кают-компании.
5
Дверь в каюту Дона дрожала от нетерпеливых ударов.
— Открывайте! — орал кто-то с русским акцентом.
Фернандо никак не ожидал, что солдаты Собачьего Мяса могут остановить «Память Ленина»: между пекинским правительством и СССР были заключены торговые соглашения, и, несмотря на войну, советские суда беспрепятственно плавали по рекам Китая.
Дон заметался по каюте. Если люди Собачьего Мяса обнаружат в трюме аэроплан, дело могло кончиться расстрелом.
Раздался тяжелый удар, треск, и дверь слетела с петель. В каюту ввалился высокий горбоносый парень с револьвером в руках; позади него толпились китайские солдаты.
Фернандо поспешно протянул им паспорт:
— Я подданный Мексики! У меня есть право экстерриториальности!
Парень просмотрел документы и с ухмылкой перевел взгляд на Дона.
— Фернандо Хосе Бурбано? Вот так встреча!
Дон совсем струхнул.
— Вы меня знаете?
— Кто ж тебя не знает? Я служил в полиции Международного поселения: у нас твоя фамилия то и дело мелькала в сводках.
Фернандо прижал руки к груди.
— Да это клевета! Я честный коммерсант, у меня радиостанция в Шанхае…
Но парень не дал ему говорить:
— Что ты делаешь на советском пароходе?
— Выполняю секретное задание мистера Стерлинга. Мне велели договориться с Михаилом Бородиным об эвакуации иностранных беженцев из Ухани. Кстати, вы знаете, что его жена находится здесь, на пароходе?
— Ты чего несешь? — нахмурился парень. — Мы просмотрели списки пассажиров…
— Так она по поддельным документам едет!
Парень схватил Дона за плечо и поволок его в кают-компанию, где уже собрались насмерть перепуганные пассажиры.
Привалившись к стене, Фернандо в тоске поглядывал на бледных большевиков. Нина тоже была тут: она сидела на диване и тряслась, как от озноба.
Где-то внизу заколотили железом о железо — в трюме начался обыск. У Дона покатилось сердце: «Ну все, сейчас найдут аэроплан!»
В кают-компанию вошел китайский офицер и через переводчика спросил женщин:
— Кто из вас мадам Бородина?
Нина взглянула на Фаню, но та промолчала.
— Я не советую вам запираться, — сказал Дон Фернандо. — Если китайцы подумают, что вы — мелкая сошка, вас попросту утопят, чтобы вы не вздумали жаловаться на произвол.
Фаня выступила вперед.
— Ну я Бородина. А в чем дело?
Китаец перевел взгляд на Нину.
— А это кто?
— Моя кузина. Хочу предупредить: если с наших голов упадет хоть волос, у вас будут большие неприятности!
— Вы подтверждаете слова этой дамы? — спросил китаец у Нины.
— Д-да, — с запинкой ответила та.
Горбоносый парень вернулся в кают-компанию и, ни слова не говоря, вытащил Фернандо в коридор.
— Кому принадлежит разобранный аэроплан в трюме? — прошипел он, ухватив Дона за воротник.
— Я… я не знаю…
— Врешь! Мне матросы сказали, что это ты заправлял погрузкой!
Парень подсунул Дону какую-то бумагу.
— Тут сказано, что хозяйкой «Авро» является Ада Маршалл. Я лично знаком с этой девушкой: у нее нет денег на чулки — не то что на аэропланы!
