Бернард Корнуэлл - Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник)
– Склон крутой, сир, – предостерег граф Уорвикский.
– Ручаюсь, от подножия так не кажется, – сказал король.
Он повернул лошадь и погнал ее вдоль гребня на север. Кобыла бежала легко, резвясь в утренней свежести.
– Испанская, – сказал король графу, – купил у Гриндли. Ты пользуешься его услугами?
– Если бы я мог позволить себе его цены.
– Неужели не можешь, Уильям? Такой богач, как ты? Я отдам ее на приплод. Она может подарить отличных скакунов.
– Если так, сир, я куплю у вас одного.
– Если тебя огорчают цены Гриндли, как же ты заплатишь мне? – поддел его король.
Гремя доспехами, он пустил кобылу в галоп, и длинная вереница свиты поспешила за ним по гребню холма на север. Зеленые стебли пшеницы и ячменя, обреченные зимой умереть, росли там, где упали зерна из проезжавших на мельницу повозок. Король остановился на вершине гребня над самой деревней Вадикур и посмотрел на север. Кузен прав, подумал он. Филипп войдет в эту пустынную местность и отрежет их от Фландрии. Французы, если бы сами понимали это, были хозяевами положения. Их войско больше, солдаты свежее, и они могли кружить вокруг усталого английского войска, пока англичане не бросятся в отчаянную атаку, или запереть их на какой-нибудь невыгодной позиции. Но Эдуард знал кое-что еще, позволявшее ему не паниковать. Французы тоже были в отчаянии. Они испытывали унижение, видя, как вражеское войско разоряет их землю, и были не в состоянии думать спокойно. Французы жаждали мести. «Дай им шанс, – сказал себе король, – и они ухватятся за малейшую возможность». Король отринул все страхи и спустился вниз, в Вадикур. Там посмела остаться лишь горстка крестьян. Эти люди, увидев золотую корону на шлеме короля и серебряную сбрую на его кобыле, упали на колени.
– Мы не причиним вам вреда! – дружелюбно крикнул им король, хотя знал, что к концу утра все крестьянские лошади будут уведены.
Он снова повернул на юг и поскакал вдоль подножия холма. Дерн на равнине был мягкий, но не вязкий. Конь здесь не споткнется, здесь можно биться, и – что, по его мнению, было еще лучше – склон отсюда не казался таким крутым. Но видимость была обманчива. Длинная полоса высокой травы выглядела пологой, хотя на самом деле кони устанут, пока доскачут до английских латников. Если вообще доскачут.
– Сколько у нас стрел? – спросил король всех, кто мог слышать.
– Двенадцать сотен связок, – отозвался епископ Даремский.
– Две полные повозки, – ответил граф Уорвикский.
– Восемьсот шестьдесят связок, – сказал граф Нортгемптонский.
На какое-то время повисла тишина.
– А сколько у самих стрелков?
– Может быть, по связке на каждого, – угрюмо проговорил граф Нортгемптонский.
– Только-только, – сурово заметил король.
Он бы хотел иметь стрел вдвое больше, но мало ли чего он хотел. Он мог желать вдвое больше солдат, и холм вдвое круче, и чтобы французов возглавлял человек вдвое нерешительнее, чем Филипп Валуа, который, видит бог, и так достаточно нерешителен, – но что толку хотеть? Нужно сражаться и победить. Король хмуро посмотрел на южную оконечность гребня, где холм спускался к деревне Креси. Здесь французам будет атаковать легче всего, а это означало, что бой ожидается тяжелым.
– Пушки, Уильям, – сказал Эдуард графу Нортгемптонскому.
– Пушки, сир?
– На флангах у нас будут пушки. Должны же эти чертовы штуковины когда-то пригодиться!
– Может быть, сир, их лучше скатить с холма? Хоть пару человек они задавят.
Король рассмеялся и поскакал дальше.
– Похоже, собирается дождь.
– Не так скоро, – ответил граф Уорвикский. – И французы тоже могут погодить, сир.
– Думаешь, они не придут, Уильям?
Граф покачал головой:
– Придут, сир, но на это нужно время. Много времени. Возможно, к полудню мы увидим их авангард, а арьергард еще будет переходить мост у Аббевиля. Готов спорить, они подождут с битвой до завтрашнего утра.
– Сегодня или завтра, – проговорил король, – какая разница?
– Мы можем уйти, – предложил граф Уорвикский.
– И найти холм получше? – улыбнулся король.
Эдуард был моложе и не так опытен, как многие из его вассалов. Но он был король, и потому решение оставалось за ним. Он будет сражаться здесь. Так он и заявил, и заявил твердо.
– Будем сражаться здесь, – повторил король, глядя вверх на склон.
Он представлял там свое войско и видел его так, как увидят французы. Он знал, что его подозрение верно: самая низкая часть гребня, та, что ближе к Креси, окажется опасной. Там, рядом с мельницей, будет его правый фланг.
– Правым флангом будет командовать мой сын, – сказал Эдуард, вытянув руку, – и ты, Уильям, будешь с ним.
– Слушаюсь, сир, – подчинился граф Нортгемптонский.
– А вы, милорд, левым, – сказал король графу Уорвикскому. – Мы построимся в двух третях пути от подножия и на фронте и флангах поставим лучников.
– А вы, сир? – спросил граф Уорвикский.
– Я буду у мельницы, – сказал король и погнал коня вверх по холму.
Проскакав две трети склона, он спешился и подождал, пока оруженосец примет поводья, а потом принялся за действительно нужное и не терпящее отлагательств дело – прошел вдоль холма, отмечая места на дерне своим белым посохом и давая указания сопровождавшим его военачальникам, куда поставить солдат, а те посылали за своими подчиненными. Таким образом, когда войско поднимется на длинный зеленый склон, все будут знать, куда становиться.
– Принесите сюда знамена, – велел король, – и поставьте там, где соберутся войска.
На протяжении всего пути из Нормандии войско двигалось тремя колоннами. Двум бо́льшим следовало установить длинный плотный строй латников поперек верхней части склона.
– Всем сражаться пешими, – распорядился Эдуард и подтвердил, что имеет в виду всех без исключения, хотя один-два военачальника из молодых ворчали, что почетнее сражаться верхом.
Но король больше заботился о победе, чем о чести, он слишком хорошо знал, что если его латников посадить на коней, то глупцы бросятся в контратаку, как только увидят атакующих французов, и сражение превратится в сумбурную потасовку у подножия холма. Тогда имеющие численное преимущество французы наверняка одержат верх. А если англичане будут сражаться пешими, то не смогут безумно броситься на всадников и им придется ждать под прикрытием щитов, когда на них нападут.
– Коней держать в тылу, за гребнем, – приказал Эдуард.
Он принял командование над третьей, самой маленькой колонной, которой предстояло остаться в резерве на вершине холма.
– Вы будете со мной, епископ, – сказал король епископу Даремскому.
Епископ, закованный в броню от макушки до кончиков пальцев на ногах и с тяжелой палицей в руке, выразил неудовольствие: