Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза

одинокие порядки. Разница лишь в том, что гребенцы поставили свои городки раньше, остальные пристроились позже. Так, в начале царствования императрицы Екатерины, в лесистом урочище Мез-догу было построено небольшое укрепление, названное Моздоком, для прикрытия переселившихся сюда преданных нам кабардинцев. Вскоре форпост этот был превращен в сильную крепость, вооруженную 40 пушками. Для прислуги при орудиях выселили с Дона сто семейных казаков, населивших Луковскую станицу. Так как горская команда оказалась слишком слаба и ненадежна, то тогда же перевели с Волги более 500 семей и поселили их пятью станицами между Моздоком и Гребенским войском, каждую станицу вооружили трехфунтовыми пушками, а для артиллерийской службы вызвали еще 250 семей с Дона. Под названием капониров их распределили по всем станицам поровну. Это линейное поселение получило название Моздокского полка. Кабардницы недружелюбно смотрели, как под носом у них строилась сильная крепость. По их проискам Шабаз-гирей, крымский калга, выступил с громадным полчищем татар и закубанских горцев, к которым пристало 500 некрасовцев. Это было в 1774 году. Половина орды вступила в Кабарду, чтобы поднять ее против новой крепости, а другая, числом до 10 тысяч, бросилась на станицы Моздокского палка. Четыре станицы были сметены в один миг, казаки с семействами укрылись в пятую, Наурскую, которая считалась лучше укрепленной. Шесть дней татары приступали к валам и шесть дней казаки отбивались, не сходя с валов. Костры не потухали ни на минуту: старики и женщины грели смолу, кипятили воду и обливали ею сверху, когда ожесточенный враг карабкался на бруствер; если не хватало воды, защитники не жалели горячих щей, лишь бы чем-нибудь сдержать бушевавшие толпы. Стоя рядом с мужьями и братьями, моздокские казачки метали в гущу неприятеля топоры, косили его косами, катали ухватами, вилами. В то же время, подростки и ветхие старцы перетаскивали, кряхтя, чугунные пушечки, куда приказывал Савельев. Делом всей защиты заправлял Иван Дмитриевич Савельев, известный впоследствии кавказский генерал. Чтобы уберечься от сильного огня наурцов, татары поставили на арбы деревянные щиты, под их защитой, скопище двинулось на штурм, с оглушительным воем, при усиленном метании стрел.

Казалось, наступал последний час геройской защиты. Неприятель вскарабкался на вал, в кровавой рукопашной все смешалось: свои и чужие, старые и малые. Последние силы напрягали наурцы. Среди воплей сражавшихся, треска и ударов оружия, они слышали ободряющие крики некрасовцев, стоявших в сторонке: «Подержитесь, братья, еще, еще немного! Сбейте его, нехристя! Сегодня же сбежит: все равно с голоду помрет – жрать ему нечего!»

Рассказывают, что казаку Перепорху удалось счастливым выстрелом из своей пушечки сорвать высокую ставку калги, при чем ядро свалило на смерть его любимого племянника, юношу-красавца. Тут калга, пораженный горем, повернул свою орду вспять. Как бы то ни было, но наурцы отбились, и хотя 4 станицы лежали в развалинах, зато уцелел Моздок, главный оплот Линии, которая, мало-помалу, обстроилась вновь. Долго еще при встрече кабардинца с обожженным лицом, линеец не пропускал случая спросить: «А что, дос (приятель), не щи ли в Науре хлебал?». И кабардинцы никак не могли забыть того стыда, что их отбили бабы.

Из другой половины Волгских казаков, числом около 5 тысяч, был составлен Волгский полк, поселенный пятью станицами рядом с Моздокским, от Моздока до Новогеоргиевска, значит – вверх по Тереку и по верховьям Кумы, примерно верст на 200. Случилось так, что казаки этого полка были в отлучке, в дальнем походе, о чем проведали горцы и напали на одно из передовых укреплений. Тут отбились от них картечью. Тогда горцы бросились на соседнюю беззащитную станицу, в надежде сорвать на ней свою неудачу. Каково же было их удивление, когда они увидели на валах густые ряды вооруженных казаков; при первом появлении партии, выпалила даже сигнальная пушка. Горцы прошли мимо, станица уцелела. А это оказались волгские казачки: они поспешно обрядились, которая в башлык, которая в бурку и, подхватив подростков, высыпали на вал с вооружением, присвоенным женскому полу: с ухватами, кочергами, метлами и т. п. Сперва они рассчитывали только «помаячить», но затем, если бы пришлось, могли за себя и постоять.

Остальная часть передовой Линии замкнулась частью поселенцами с Дона, частью из однодворцев Слободско-Украинской губернии. Они составили три полка, расположенные вдоль Кубани: Кавказский, примкнувший к черноморцам, Кубанский и Хоперский, по соседству с Кавказским. Но этим заселение Линии не кончалось. По мере углубления, обнажались верхи рек, впадающих в Терек и Кубань; прочное их занятие заключалось в постройке укреплений и водворении станиц, населенных казаками. Тут возникли поселения Горского, двух Владикавказских, Сунженских и Лабинских полков. Горский полк водворил Ермолов между моздокцами и волгцами, причем главной их станицей назначил Екатериноградскую. А название свое полк получил оттого, что к нему была причислена горская команда, проживавшая в Моздоке, но эти «моздокские братья» не хотели брататься с казаками, они как волки глядели больше в лес. Гораздо надежнее оказались крестьяне, переименованные в казаки, как, например, это было в Ставропольском полку. Они быстро «оказачивались», потому что росли на Линии и мужали среди бранных тревог, сжились и сроднились с неутомимыми и закаленными борцами за ее охрану. Вообще же, заселение передовых Линий шло таким порядком, что старые линейцы то по охоте, то по жребию или станичным приговорам покидали дедовские очаги и шли в горы со своими семействами, имуществом; места их пополнялись выходцами с Руси. Окончательно упрочилась и замкнулась Кавказская Линия сравнительно недавно, в конце сороковых годов. При Барятинском полки, поселенные по Кубани с ее притоками, получили общее название Кубанского войска, а полки по Тереку с его притоками – Терского войска. Таким образом, старые и славные имена Линейцев и Черноморцев были преданы забвению.

Конечно, если бы горцы оставались теми же добрыми друзьями, какими мы знали их вначале, не было надобности выводить на Линию столько людей, тратить столько денег на сооружение крепостей. Прежде нищие, чеченцы вдруг стали алчны к золоту, вообще к легкой наживе путем грабежа; кабардинцы и без того слыли за народ воинственный: у них издавна славилось удальство и храбрость. Но тут были и другие, более важные причины, раздувшие кровавую долголетнюю борьбу на жизнь или смерть. Среди горцев по временам появлялись проповедники, которые пытались то силою своего слова, то мнимыми чудесами или похвальбой соединить доселе разрозненные и враждебные племена, возжечь в них ненависть к пришельцам, т. е. русским, и разом ополчиться против врагов Магомета. Лучше других удалось это дело Шамилю, который умел подчинить себе горцев, управлять ими всевластно, посылать на верную смерть; но пророки стали появляться гораздо раньше. Таков был, например, шейх Мансур,