Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
Страшная весть о прибытии Бонапарта дошла и до Меласса. Испуганный старик сначала не поверил и послал своего офицера точно разведать. Офицер скоро вернулся и донес, что сам видел Бонапарта. «Но он без артиллерии? Пушки остались, конечно, перед Бардом? – Нет, артиллерия с ним». Офицер сам слышал пушечную пальбу. Это известие поразило Меласса, как громом. В тылу у него находилась французская армия – настоящая, боевая армия, не из рекрут, как врали газеты. Бонапарт не поведет рекрут. Что ему теперь делать? Из 120 тысяч, бывших у него перед началом кампании, он уже потерял 20 тысяч под Генуей, а остальные силы были разбросаны по всей Италии: генерал Отт с 30-ю тысячами осаждал Геную; 25 тысяч стояли перед Ниццой, прочие стерегли горные проходы в Альпах. Теперь они отступили, или все равно отступать после. Пока старик раздумывал, как быть, Бонапарт двинулся к Милану. Он имел намерение занять среднее течение реки По и отрезать все обратные пути австрийцам. Правда, что таким движением влево отдалялось освобождение Массены, но Бонапарт был уверен, что Меласс сейчас же снимет блокаду Генуи для того, чтобы спасти свою армию. 2-го июня весь Милан ринулся навстречу французов. Он принял с восторгом знаменитого полководца, которого часто видел в своих стенах. Бедные итальянцы все искали лучшего: в прошлом году они с восторгом встречали Суворова, теперь ликовали, видя в авангарде Бонапарта, окруженного пышной свитой. Иго французов было тяжело, но иго австрийцев еще тяжелее. Множество узников, запертых в темницах, получили свободу, и радость миланцев удвоилась. Накануне этого дня Ланн овладел Павией. Он нашел там большие запасы хлеба, фуража, снарядов, оружия, 300 пушек, а главное – множество понтонов, которые можно было с пользой употребить для переправы через реку По. Барон Мелас, узнав о занятии Милана, наконец, понял, что ему грозит и немедленно отдал приказание своим генералам оставить Геную, Ниццу и собираться у Александрии. Надо было торопиться всеми силами, чтобы успеть перехватить обратный путь. Этого-то и ожидал Бонапарт для спасения лигурийской армии, но ей суждено было до конца испить горькую чашу страданий.
Говядину в Генуе уже съели, конину истребили, стали есть кошек, собак, крыс и всякую гадость. Жалкого хлеба из овса и бобов давно не было. Солдаты говорили про Массену: «Прежде чем сдаться, он даст нам съесть свои сапоги!» Этот твердый человек терпел одинаково со всеми. Он приказал собрать в городе крахмал, льняное семя и какао. Из этой смеси пекли хлеб, но даже солдатские желудки не могли переварить черное, вязкое и невкусное тесто. Народ, питавшийся травяным супом, испытывал все муки голода, матери валялись по улицам, бросая своих детей на общее призрение. Еще хуже было положение несчастных пленников. Массена отпускал их прежде на честное слово, но скоро заметил, что они опять появляются в рядах неприятеля. Тогда он, конечно, перестал их отпускать и предложил австрийским генералам, чтобы они поставляли пищу собственно для пленных, давал честное слово, что кроме пленных, никто до нее не дотронется. Эти жестокие люди не согласились. Сильные и здоровые пленные солдаты, получая ту же похлебку из травы, стали бунтоваться. Массена приказал заключить их среди порта в старые корабли, на которые навели с берега жерла сильной батареи. Оттуда днем и ночью раздавались щемящие душу крики и жалобные стоны заключенных страдальцев. Уже французские солдаты несли караульную службу, сидя у своих постов, обессиленные голодом, они не могли стоять, как требует устав. Городские жители волновались, со страхом ожидая последней минуты, когда вступят австрийцы и начнут мстить за верность французам, все это видел Массена, но оставался тверд, как железо. Он один удерживал в повиновении солдат и граждан, лишь один вид этого человека – худого, высокого, с суровым выражением лица – внушал уважение, заставлял забывать страдания. Его адъютант Франческо дал знать, что Бонапарт спускается с Альп. Прошло 10 дней без известий. «Возможно ли, – говорили итальянцы, – чтобы генерал Бонапарт не прошел в 10 дней от Альп до Апеннин? Если он не является, значит, он разбит!» Другие говорили, что Бонапарт вовсе не думает о спасении лигурийской армии, об освобождении Генуи, ему мол выгодно, чтобы австрийцы здесь застряли. «Так что же, – отвечали на это солдаты, – пусть так! Но мы не хотим умирать от голода и болезней. Пора сдаваться!» Многие солдаты сломали свое оружие, между ними началось явное брожение. Тогда Массена отдал по войскам приказ, в котором перечислил все обязанности воина, воин, – говорилось в приказе, – должен уметь страдать, перенося самые тяжкие лишения так же легко, как и радости. «Посмотрите на наших офицеров, они едят то же самое, что и вы; на ваших же глазах они падают и умирают с голоду. Еще несколько дней, – может быть несколько часов, и вы будете освобождены, оказав Отечеству великую услугу!»
Каждый шум, каждый отдаленный гул приводил в трепет всех защитников: они сбегались на валы и с жадностью смотрели в горы. Однажды выскочил даже сам Массена, так явно слышалась пушечная пальба. Нет! То была гроза в ущельях Апеннинских гор.
4-го июня оставалось 2 унции хлеба. Надо было сдавать город; нельзя же допустить, чтобы люди ели друг друга. С
