28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Диспозиция понятна?
Ну а теперь попробуем восстановить обстоятельства и хронологию штурма.
Генерал Шатилов имел все основания написать: «События этого долгого и трудного дня описаны многократно – участниками и очевидцами, журналистами и литераторами. Но, как это иногда бывает, чем больше пишется об одном и том же, тем больше возникает различных расхождений, неувязок, неточностей. Сказываются тут и капризы памяти (не все ведь писали по горячим следам), и субъективность восприятия (в напряженной, смертельно опасной обстановке окружающее по-разному запечатлевается в сознании людей). Не все представляли себе ситуацию в целом. Одни пользовались непроверенными источниками, другие давали волю фантазии, пренебрегая исторической достоверностью». При этом даже с некоторыми из воспоминаний комдива Шатилова не всегда соглашались его непосредственные подчиненные.
«Этот особенный, незабываемый день начинался совершенно обычно, как и все предыдущие дни битвы за Берлин, – стрельбой, грохотом взрывов, дымом пожарищ, – напишет полковник Зинченко. – Все мы с нетерпением дожидались рассвета. А он, казалось, нарочно медлил, как бы не решаясь подставлять под пули и осколки снарядов рождающийся день. Солнце еще пряталось где-то далеко за горизонтом, за нагромождениями окутанных дымом и предутренней мглой развалин, а всюду уже гремел бой».
Проснувшись с первыми лучами солнца, капитан Степан Неустроев выглянул из окна «дома Гиммлера» – Министерства внутренних дел рейха. «Перед глазами было изрытое, перепаханное снарядами огромное поле. Кое-где стояли изуродованные деревья. Чтобы лучше разобраться в обстановке, мне пришлось подняться на второй этаж.
Глубина площади, если можно было так назвать это поле, составляла метров триста. Площадь на две части рассекал канал, залитый водой. За каналом немецкая оборона – траншеи, дзоты, зенитные орудия, поставленные на прямую наводку. Около орудий копошатся люди. В конце площади трехэтажное серое здание с куполом и башнями. На первый взгляд ничем не примечательное, оно не заинтересовало меня. За ним, метрах в двухстах, виднелся огромный многоэтажный дом. Он горел, из него валил густой черный дым.
Наверное, это и есть рейхстаг! Но как до него дойти? Впереди ров, траншеи, орудия и серое здание… Я спустился в подвал и по рации доложил обстановку командиру полка. Он выслушал спокойно и коротко приказал:
– Наступать в направлении большого дома!
Я поставил перед ротами задачу: наступать левее серого здания, обойти его, выйти к горящему дому и окопаться.
Батальон приготовился к атаке… Наконец наша артиллерия открыла огонь. Площадь за каналом и серое здание затянуло дымом и пылью.
Взвилась серия красных ракет – сигнал атаки. Роты с криком “ура” бросились вперед. Но не успели пробежать и десяти метров, как противник обрушил на нас сотни тяжелых мин и снарядов. Наше “ура” потонуло в грохоте. Атака захлебнулась.
Вскоре ко мне на НП пришел полковник Зинченко. Я доложил ему, что к рейхстагу никак не могу пробиться – мешает серое здание, из которого ведется стрельба, и очень сильный огонь справа.
Федор Матвеевич подошел к окну… Он долго держал в руках карту. Смотрел в окно и опять на карту. Глаза Зинченко вдруг осветились улыбкой. Он был взволнован.
– Неустроев, иди сюда… Смотри!
Я стал на ящик рядом с командиром полка, но не понимал, чему радовался Зинченко.
– Да смотри же, Степан, внимательно! Перед нами рейхстаг!
– Где? – невольно переспросил я.
– Да вот же, перед тобой. Серое здание, которое тебе мешает, и есть рейхстаг…
Мы с Гусевым смущенно переглянулись. Полковник Зинченко ушел на КП полка докладывать обстановку командиру дивизии генералу Шатилову. На прощание сказал:
– Готовить батальон к штурму рейхстага!»
Полковник Зинченко внимательно изучил поле боя: «При свете дня мы могли теперь детально рассмотреть рейхстаг и подступы к нему. Он был, казалось, совсем рядом. У парадного входа – массивные колонны. Сверху – огромный каркас купола. Окна в рейхстаге заложены кирпичом. В них оставлены лишь небольшие отверстия, служившие гитлеровцам амбразурами…
Из четырех входов в рейхстаг главный – западный. Он вел, как оказалось, в овальный вестибюль, из которого был вход в зал заседаний. Всего в рейхстаге кроме большого зала заседаний и залов для заседаний фракций насчитывалось более 500 различных комнат и помещений, просторные подвальные помещения.
Перед зданием проходили две траншеи, соединенные между собой и с рейхстагом ходами сообщения. Дверь парадного входа не была забаррикадирована. Стены рейхстага изрядно поковырены снарядами, минами, пулями. Площадь перед фасадом сплошь изрыта воронками от бомб и снарядов, загромождена разбитыми, обгорелыми автомашинами, орудиями, танками, бронетранспортерами. От северо-восточной части центрального парка Тиргартен почти повсеместно остался только перепаханный воронками пустырь, усеянный обугленными обломками деревьев, так и не успевших зазеленеть.
Правее от рейхстага виднелись Бранденбургские ворота. До них от нас метров 600. В этом районе мы заметили зарытые в землю танки и пулеметные точки под железобетонными колпаками. Левее рейхстага – метрах в 500 от нас, за излучиной Шпрее, – квартал иностранных посольств. Там также были зарыты танки и самоходки. Справа от нас метрах в 600, на южной окраине Тиргартена, установлены три зенитные батареи – 18 орудий, приспособленных для стрельбы по наземным целям. Все эти огневые средства прикрывали подступы к рейхстагу.
В 300 метрах южнее Бранденбургских ворот – имперская канцелярия. Там, в бункере, еще досчитывал свои последние минуты главный фашистский преступник – Гитлер. Всего лишь 800 метров от нас. Но тогда, 30 апреля, мы этого не знали. А жаль. Могли бы попробовать и туда постучаться. Сил для этого у нас имелось вполне достаточно… На подступах к рейхстагу и в самом здании оборонялись остатки разгромленных батальонов фольксштурмистов и переброшенный сюда сборный батальон эсэсовцев, моряков-курсантов, летчиков и пехотинцев».
Неустроев так же внимательно рассматривал рейхстаг – глазами человека, которому сейчас его придется штурмовать: «По внешнему виду рейхстаг неказист. Три этажа, четыре башни, в центре купол, а на куполе шпиль. Окна и двери замурованы красным кирпичом, это видно очень отчетливо. На месте окон и дверей оставлены амбразуры. Я приложил к глазам бинокль – в амбразурах стволы пулеметов. Насчитал их до двадцати. “Вот тебе и рейхстаг, – рассуждал я про себя, – настоящая крепость”.
Противник из рейхстага и справа, из Кроль-оперы, хлестал свинцом. Вскоре фашисты открыли огонь из артиллерии и тяжелых минометов, но их снаряды с воем пролетали над нами и рвались где-то позади, в районе моста Мольтке, через который командование срочно перебрасывало к нам танки, артиллерию и гвардейские минометы “катюши”.
В воздухе показались наши самолеты. Они шли широким фронтом. У Бранденбургских ворот в парке Тиргартен содрогнулась земля. Огонь противника по мосту Мольтке прекратился. Через несколько минут у “дома Гиммлера” появились десятки наших Т-34, за ними
