Хлеб печали - Станислава Радецкая
Руди тоже видел девчонку рядом с графиней, но старался глядеть на них не слишком часто, чтобы не вызывать лишних слухов. Пустое место, что ему оставили среди почетных горожан, бросалось в глаза, но он не мог уйти от места казни; во всяком случае, сейчас, когда привезли Магду. Старуха казалась спокойной, но по ее лицу нельзя было ничего прочесть.
- Избавьте меня от ваших священников и предложений покаяния, - первым делом сказала она, когда Руди подошел к ней. На коленях у Магды лежал пучок мелкой морковки – дар от сердобольных прихожан, которые иногда подкармливали приговоренных к казни. – Я уже все сказала, что могла.
- Хорошо, - согласился он, оглядывая тех, кто провожал ее. Среди стражников не было Арнульфа, и Руди вопросительно поднял бровь.
Его выражение лица истолковали верно, и один из людей пояснил:
- Он задержался, господин, и обещал нагнать нас.
Руди неодобрительно поморщился, а затем махнул рукой солдатам.
- Оставьте меня на пару минут с ведьмой, - велел он, повинуясь какому-то наитию, и люди послушались. Магда фыркнула.
- Что вам надо? – спросила она с усталой насмешкой. – Разве вы забыли, что с ведьмами нельзя разговаривать?
- Послушай, Магда, - тихо заговорил он, набравшись решимости, потому что слова, вертевшиеся на его языке, были крамольными и опасными для него самого. - когда-то ты была другом барону фон Рингену, - Магда со вздохом прикрыла глаза, словно хотела сказать: «так уж и другом». – Он был и моим хорошим знакомым. Я все еще могу спасти тебя.
- И что я должна делать?
- Просто довериться мне. Я сделаю так, что казнь отложат. Потом отвезу тебя в безопасное место… Найду твоих родных. И твою внучку.
- Слишком поздно, добрый господин, - Магда улыбалась в пустоту, и Руди разозлился.
- Тебя сейчас должны сжечь, - напомнил он. – Неужели ты хочешь этого?
- Я довольно-таки пожила на этом свете, чтобы принимать помощь от человека, который желает зла мне и моей семье. Пусть даже он и не знает об этом. Живи своей жизнью, господин, забудь обо мне. Вскоре тебе будет о чем позаботиться, - она с хрипом закашлялась и обернулась к плечу, чтобы прикрыть рот. – А обо мне позаботится Господь, - продолжила Магда, когда откашлялась и отдышалась. - Уж ему-то известно, кто и в чем виноват на нашей земле.
- Это глупо, - в сердцах сказал он.
- Да нет. Просто слишком поздно, - улыбка наконец-то исчезла с лица Магды, и она опечалилась. – Раз уж на вас напала такая доброта, господин, то разрешите развязать мне руки. Я бы поела перед тем, как отправиться в последний путь. Люди были так щедры, что дали мне немного лакомств в это голодное время. Забавно, они вовсе не так благосклонны к своим родным и друзьям. Неужели надо прослыть ведьмой и потерять все, чтобы получить их сочувствие?
- Да. Хорошо, - обронил Руди, тщательно сдерживая негодование. – Я распоряжусь, чтобы тебя развязали.
Он отдал короткое приказание солдатам и отошел, чувствуя нехороший жар в голове. Имперский глашатай, коротавший время за разговором с писцом, почтительно поклонился ему.
- Когда вы прикажете начинать? – угодливо спросил он.
- В полдень, - мрачно ответил Руди. Минутная стрелка часов на башне вздрогнула и дернулась вверх; тотчас же на церковной колокольне звонарь принялся отбивать три четверти двенадцатого. – Когда придет тюремщик, пусть сначала явится передо мной.
Тревожный звук трубы пронесся над толпой. Он был столь резок и так неприятен, что у Матильды побежали мурашки на спине, и она вцепилась в шкуру на коленях у графини. Матильда почему-то ждала, что первым делом ведьму привяжут к столбу, но та мирно сидела у телеги и даже не шелохнулась, когда четыре глашатая объявили, что казнь начнется в полдень.
Время тянулось невыносимо медленно, и из переплетения кривых улиц доносился запах жареных колбасок. Он вызвал у Руди тошноту, навязчиво напоминая о том, чему суждено случиться. Чтобы отвлечься, он заговорил со священником, который пришел исповедовать ведьму, если та все-таки решит отречься перед смертью от ереси и вернуться в лоно церкви. Магда плюнула ему на рукав, не дослушав увещеваний, и священник, оскорбленный в своих лучших чувствах, пытался оттереть рыжее пятно от белоснежной ткани, но оно лишь увеличивалось в размерах. Он жаловался, что люди стали плохо относиться к церкви, и что они чаще просят дать им еды, нежели чем исповедать их, и что многие знатные люди тратят деньги на развлечения и имеют наглость приглашать туда даже кардиналов, и что графиня ведет себя в церкви слишком высокомерно по отношению к скромным слугам Божьим… Он внезапно замолчал, взглянув куда-то наверх, и Руди опять увидел, как взгляд человека становится диким от невыразимого ужаса.
Он обернулся. Огромный волк стоял на крыше распряженной кареты, и те немногие люди, что видели его, молча пятились прочь, как волны от камня, упавшего в воду, тесня и толкая своих товарищей и жен. Послышалась брань, кто-то кого-то пихнул, и внезапно все звуки заглушил высокий женский крик, словно сверлом ввинтившийся в висок. Волк мягко спрыгнул вниз, не боясь ни солнца, ни креста, сбил с ног одного из солдат, стоявшего рядом с Магдой, и схватил ведьму за шиворот. Та не испугалась, словно ждала этого мига давным-давно, обняла его за шею, как возлюбленного, и волк повел плечом, чтобы увечная старуха смогла вскарабкаться ему на спину. Все это произошло так быстро, что толпа
