Поль Феваль - Карнавальная ночь
Хозяину господин Барюк был предан безгранично, хотя тот был единственным из окружавших его людей, с кем Барюк познакомился не по своей воле.
Заставить пергаментные щеки господина Барюка заметно побледнеть, а его короткие и крепкие, как пни, ноги подкоситься могли две причины: либо дело было из рук вон скверно, либо он угадал все номера в лотерее – ибо радость тоже пугает, как то доказал своим несравненным успехом один из самых чарующих сочинителей нашего времени.
Мы сейчас объясним, из-за чего пошатнулся и побледнел бравый господин Барюк, когда Господин Сердце говорил ему на ухо.
Господин Сердце сказал ему:
– Дружище, не стоит особенно затягивать нынешний праздник; нам придется вечерком поработать.
А поскольку господин Барюк напомнил старые пословицы о том, что работа может потерпеть и до утра, Господин Сердце отвечал:
– Завтра будет поздно: меня уже с вами не будет.
Это-то и была одна из тех вещей, с которыми живое воображение Дикобраза никогда не пожелало б смириться. Он пережил многих хозяев; выборное королевство мастерской Каменного Сердца время от времени меняло монарха со времен его юности, не задевая сколько-нибудь его чувств, но этот! Дитя дома! Облагодетельствованный благодетель! Тот неизвестный, которого нашли и выходили словно сына, ни разу не спросив его о его тайне; тот, кого любили, и кто царствовал тем успешней, что правил он из заоблачных высей! Сын мастерской и ее хозяин!
Господин Барюк уже достиг зрелых лет и среди тех благостных мыслей, что приходят с годами, лучшей была мечта – почти уверенность – что он умрет раньше Господина Сердце.
Он слишком был умен, чтобы не заметить нравственной дистанции, отделявшей патрона от его мастерской, и слишком любопытен, чтобы не подобраться своим пытливым умом совсем близко к загадке, заданной Господином Сердце, но нечто, а точнее, искренняя нежность, своего рода преклонение, всегда останавливало его расследования.
Но что значила, в конце концов, эта дистанция? Господин Сердце был свободен как ветер. Ему, хоть он о том никогда не просил, воздвигли настоящий алтарь. От него ничего не требовалось, кроме одного: чтобы он существовал и оставался на своем месте – и все вокруг были счастливы!
– Завтра меня с вами уже не будет!
Так сказал Господин Сердце, а устами его, как известно, глаголет сам Бог.
– Значит, – пробормотал господин Барюк, – завтра не будет и мастерской Каменного Сердца. Тело не может жить без души. У нас самих ничего не удержится; без вас все пойдет насмарку. Если вы нас вот так возьмете и бросите, то чем веселиться и жечь шутихи, лучше просто подпалить дом!
– Надо праздник праздновать, старина, – заговорил снова Ролан. – Ты меня не понял, я вас не только не бросаю, но вы мне очень понадобитесь.
При этих словах лицо господина Барюка просияло светом надежды, и толпа пачкунов и мазил, замершая было при виде такого его замешательства, вновь воспряла духом.
Сам Вояка Гонрекен ничего не заметил, настолько он был поглощен предстоящей ему ответственной речью. Он говорил не то вслух, не то про себя:
– Непростое это дело, торчать в ожидании с приготовленной в одночасье речью, которая так и испаряется с каждой минутой из головы!
– Особенно мне понадобишься ты, дружище Барюк, – продолжал Ролан, – я тебя сейчас пущу по следу. Есть важное дело: не забудь сесть рядом со мной за стол и пить не больше, чем надо, чтобы глаз оставался острым.
Проговорив это совсем тихо, Господин Сердце во всеуслышание провозгласил:
– Ну, вперед, ребята! Я с вами!
Господин Барюк одним махом спустился со ступеней, его тощая физиономия светилась. По рядам прошел веселый рокот.
– Ну, Вояка, давай!
– Легко сказать давай! – горько сказал тот. – Слово хозяина надо исполнять, но хотел бы я видеть вас на моем месте! У меня все было так складно в голове, и начало, и середка, и конец, так чинно и красиво, и с эффектами, где положено, чтобы буря была рукоплесканий. Большая честь держать речь в то время, когда течение времени приближает Сен-Никез, ежегодное чествование нашей мастерской, которая всегда умеет достойно поздравить Господина Сердце. По этим букетам можно судить! Если я собьюсь, то все из-за того, что меня так резко прервали в самый момент, когда взялся за импровизацию, которую набросал…
Он замолчал, бросая вокруг себя беспокойные взгляды.
Раздалось несколько снисходительных хлопков.
Вояка, вытирая со лба проступивший пот, пробормотал:
– Очень мило с вашей стороны хлопать, хоть я не заслужил… Правда, если я мямлю, то тому виной моя судьба. Я это уже сказал: в этих благоприятных обстоятельствах… в эту торжественную минуту… все не то! Это из середины! Пять франков бы дал, чтобы вспомнить, с чего там началось… погодите!
Он выпрямился во весь рост и испустил облегченный вздох.
– Вспомнил! – вскричал он. – Нашлось начало! Тихо!
И, переменив тон на важный и торжественный, воспел во весь голос:
– Почтенный хозяин, милостивые друзья! В прошлом году я начал свою речь со слов «время летит как на крыльях»…
При этих словах разразилась целая буря ликующих криков, и даже сам Господин Сердце, которого одолевал смех, отечески похлопал в ладоши.
Вояка Гонрекен воспользовался бурей, еще раз утер лоб, и продолжил, когда бушевание стихло настолько, чтобы его могли слышать:
– В добрый час! На сей раз все в порядке! Сказанное выше составляло неотъемлемую часть моей речи; следственно, я не могу не принять вашего одобрения. И это продолжалось там в том же духе, недолго, после чего был переход к благоприятным обстоятельствам в середине и к смене времен года, о чем я уже успел упомянуть, чтобы подвести тем самым к годовой периодичности. После этого, тоже в середине, там было про славу мастерской и про ее неуклонное процветание благодаря тому, что Господин Сердце платит за помещение и пособляет в меру своего великодушия, ведь мы денег считать не умеем и куда больше любим кутить, чем откладывать сбережения… это я тут к случаю подпустил эффекту, нарочно придумал, для общего впечатления.
Заказанные таким образом рукоплескания не заставили себя ждать.
– Славно, – продолжал Вояка, – это заслужённый аплодисмент. Ну, и потом там были всякие незначительные вещи, чтобы закруглиться, и просто для красного словца и чтобы подобраться потихонечку к финальному эффекту в виде букета. Тихо там! Я вспоминаю текст. Кончалось, в общем, как прошлый год: «Господин Сердце – это самое доброе сердце из всех Каменных Сердец, вот так! Черви-козыри! И все наши сердца у него! От нитки перейдем к иголке, не в наших привычках забывать о желудке и телесной пище, которую уже принесли из харчевни Фликото, и она стоит, нас дожидается. Пойдемте же туда, ибо самое время сдвинуть стаканы в честь верности. Да здравствует хозяин и гулянка!
