Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский
Дрентельн зябко повел плечами, живо представляя себе вполне предсказуемую реакцию императора, весьма щепетильного в вопросах собственного достоинства и мнения о своей персоне в Европе.
Разве что с Судейкиным посоветоваться, подумал Дрентельн. Будучи страшно самолюбивым, шеф жандармов считал себя минимум на голову умнее всех своих подчиненных. Но при этом признавал, что полковнику часто приходят в голову оригинальные, если не сказать гениальные, мысли. Хотя… Что тут Судейкин может присоветовать? «Убрать» Войду?
Но тут оригинальная мысль мелькнула в голове у самого шефа жандармов. Он схватил настольный колокольчик и неистово затряс им. Заскочившему на яростный звон перепуганному адъютанту были даны четкие и конкретные приказания.
* * *
Во Дворце правосудия еще шел первый допрос Ландсберга, когда на Офицерской улице северной столицы показался лихач. Проскочив мимо трехэтажного здания Казанской полицейской части, в котором размещалось и управление Сыскной полиции, извозчик по указанию седока круто свернул в ближайший переулок и там остановился. Пассажир в партикулярной паре легко спрыгнул на мостовую, велел извозчику ждать и направился за угол. Через несколько минут пожилого мужчину в черной паре видели поднимающимся по лестнице на второй этаж Сыскного управления. Полушвейцар-полусторож, привыкший за много лет к появлению здесь самых разных личностей, которые не докладывали к кому и куда направляются, лишь мельком посмотрел вслед посетителю.
Между тем посетитель, не спрашивая дорогу, уверенно добрался до нужной двери, без стука открыл ее и проник внутрь. Лишь здесь он снял котелок, отвесил общий робкий поклон и осведомился – где может найти господина Филипа Филипыча? Четверо делопроизводителей разом поглядели на робкого посетителя и столь же дружно помотали головами: нет, таких тут сроду не было.
Поклонившись еще раз, посетитель задом открыл дверь, и, пятясь, выбрался наружу. Лишь очень внимательный наблюдатель отметил бы, что визит искателя Филип Филипыча заставил чуть заметно вздрогнуть и поморщиться одного из делопроизводителей. Он же, поклацав костяшками счетов еще несколько минут, зевнул, потянулся и лениво протянул:
– Пойти кваску выпить, что ли…
За квасом, конечно, запросто можно было послать и сторожа. Но если человек засиделся на месте и хочет прогуляться до трактира сам – хозяин-барин. А хоть бы даже и не квасу хлебнуть, а чего покрепче – кому какое дело, пока человек исправно выполняет свою работу и дружит с головой? Порядки в Сыскном управлении, как уже было сказано ранее, царили самые демократические.
В трактире делопроизводитель потребовал большую кружку кваса и отнес ее к столику у окна, где уже сидел за рюмкой водки и тарелочкой с солеными рыжиками давешний посетитель в черной паре. Только с лицом у него произошла некая почти незаметная метаморфоза: вместе с рыженькими неровными усиками с него исчезло выражение робости и подобострастия.
– Ну и жара сегодня! – делопроизводитель приложился к кружке, выпил сразу едва ли не треть и уже тише, едва не шепотом продолжил. – Господин хороший, я ж христом-богом просил не приходить ко мне на службу! Это же Сыскное, народ у нас глазастый до ужаса!
– Не сепети, Мишка, это в последний раз…
– Ну да, в последний! – не поверил делопроизводитель, подпуская в голос плачущую нотку. – В прошлый раз из вашей конторы приходили – тоже говорили про последний раз!
– Ты слушай, дурак, что тебе говорят! – перебила черная пара. – Говорят тебе – в последний, значит, в последний раз! Смотри-ка!
Незнакомец достал из бумажника пятирублевый банковский билет и, подержав, опустил руку под стол. Обратно рука появилась без ассигнации.
– Сейчас не лезь, позже подымешь, – велел незнакомец. – Один вопросец к тебе только есть. Память у тебя хорошая, должен помнить. И вопросец-то пустяковый, и плата за ответ, как видишь, царская! А самое главное – живи дальше, Мишка, как пожелаешь. Хочешь – со взрослыми девками валандайся, хочешь – по-прежнему малолеток приголубливай. Нам и дела не будет, а?
– Что за вопросец? – делопроизводитель отхлебнул из кружки, борясь с отчаянным желанием нырнуть под стол за банковским билетом.
– Когда ваша сыскная команда в Одессу ездила? Кто им прогонные и кормовые выписывал, а, Мишка? Точно мне знать надобно.
– Только-то и всего? – расценив вопрос как действительно безобидный, делопроизводитель искательно улыбнулся и снова приложился к кружке. – Это мы сейчас вспомним…
Незнакомец терпеливо ждал.
– Без четырех дней месяц назад трое наших, по приказанию самого Путилина, в Одессу срочно выехали. То есть 9 июня. Я, помню, позавидовал еще: у нас в Санкт-Петербурге холодина несусветная, а они к теплому морю едут за казенный счет.
– А вернулись когда сыскные? – незнакомец подался вперед.
– Господин хороший! – делопроизводитель решил добавить наглости. – Мы вроде насчет одного вопросца договаривались, а это уже второй. Прибавить бы надо…
Незнакомец только глаза недобро прищурил, но делать было нечего. Возвращаться к Дрентельну без полной информации жандармский агент не мог! Вторая ассигнация – поменьше достоинством, правда, мелькнула в воздухе и под стол слетела.
– А вернулись ребятишки 26 июня, – делопроизводитель, кряхтя, по-хозяйски полез под стол, подобрал с мокрого пола две скользкие ассигнации. Там же, под столом, сложил их в осьмушку и в сапог засунул поглубже.
А когда покрасневший от натуги делопроизводитель вынырнул из-под стола, человека в черной паре напротив уже не было. Под нетронутой рюмкой пятиалтынный прижат. Делопроизводитель Миша воровски оглянулся – нет ли поблизости полового? Монету сгреб в карман и крикнул:
– Эй, человек! Получи с меня за квасок копейку, да за товарища моего.
И, чтоб добро не пропадало, схватил ту самую оставленную «товарищем» рюмку и разом вылил в рот. Хоть и жарко вроде, и не к месту водочка – но не пропадать же ей, родимой!
* * *
– Что-с?! Девятого июня? – Дрентельн, выслушав доклад агента в черной паре, схватился за ежедневник. Чуть дрожащими пальцами принялся листать его страницы.
Очень скоро он убедился, что Путилин отправил своих сыщиков в Одессу аккурат в тот день, когда в Зимнем было совещание министров. То самое, насчет Ландсберга. И еще припомнил Александр Романович Дрентельн, что упомянул о письме, отправленном им «для решения вопроса» в тот же день утром, при Путилине. Однако шеф жандармов совершенно не помнил, чтобы при этом им упоминалась Одесса.
Дрентельн, задыхаясь, в бешенстве рванул тесный ворот мундира. Посыпались крючки и пуговицы. Не потерявший хладнокровия агент шагнул к окну и взялся за тяжелую штору – чтобы запустить в кабинет хоть толику свежего воздуха. Но из-за плотной шторы ударило яркое солнце, и шеф,
