Александр Степанов - Семья Звонаревых
– С каких это пор полковник стал генералом? – спросил он.
– Да с неделю будет. Ещё не привыкли откликаться на «превосходительство», погоны надели генеральские, а брюки остались прежние, без лампасов, – сообщал словоохотливый денщик.
Пройдя к двери комнаты, где помещался Кочаровский, Борейко слегка постучал и почтительным тоном попросил разрешения войти. Кочаровский уже успел сменить китель, освежить лицо и радушно обнял Борейко.
– В Новогеоргиевске-то Вы были? – справился он. – Как там поживают Карпов и Качиони?
Борейко подробно рассказал о всём пережитом в крепости, о смерти Карпова, Потапова, о том, как ему удалось выбраться из осаждённой крепости.
– Карпова жаль. Я его знал. Хоть и не очень толковый был, но честный солдат. А Качиони – молодец! Просто молодчина! Очень благородный, настоящий командир!
– Да, Ваше превосходительство, своим возвращением из осаждённой крепости я обязан только ему. С секретными документами он свободно мог бы улететь сам. Его никто бы не упрекнул за это. Настоящий человек, не то что подлей Хатов…
И борейко, хотя ему и неприятно было, доложил о недостойном поступке Хатова, по существу укравшего крепостную казну.
Сообщение это настолько возмутило Кочаровского,, что лицо его, шея покрылись красными пятнами от волнения.
– Старик Потапов застрелился, потому что не мог пережить неповиновения своих солдат, а этот проходимец Хатов польстился на деньги. Нет, я этого так не оставлю!
Кочаровский тут же вызвал своего адъютанта и дал указание разыскать Хатова и доложить ему.
Затем разговор перешёл на батарею Борейко.
– Хорошо бы нам вернуться, Борис Дмитриевич, на старое место. Нет, не подумайте, что я не доверяю Звонарёву. Он отличный офицер, честный человек. Но это, как бы Вам сказать, родная Ваша батарея. Я понимаю это. И не хочу отрывать её от Вашего сердца. Тем более, что у меня есть виды на всю Вашу батарею. Недавно здесь был генерал Али Ага Шихлинский. Вы его должны знать по Порт-Артуру. Сейчас он состоит при великом князе Сергее Михайловиче.
– Шихлинского хорошо помню по Артуру. Там он был капитаном. Его тяжело ранило в ноги, и японцы отпустили в Россию. Генералом его не встречал. Не знаю как он изменился за это время, – ответил Борейко.
– Думаете, поглупел, как все генералы, по Вашему мнению? съехидничал Кочаровский.
– Не смею Ваше превосходительство переубеждать в этом мнении, ответил Борейко.
– Шихлинский молодец, энергичный и толковый человек. Большой дипломат, сумел ужиться даже с таким самодуром, как великий князь. Так вот, Шихлинский рассказывал, что при Ставке верховного собираются организовать в качестве средства усиления Верховного командования сверхтяжелую артиллерию.
– Нечто вроде немецких осадных орудий сороаксантиметрового калибра на железнодорожных платформах? Я такие издали видел под Новогеоргиевском. И наблюдал их всесокрушающее действие при обстреле наших лучших фортов, ответил Борейко.
– Не совсем то» На Западном фронте союзнички изобрели сверхмощные полевые пушки вплоть до двенадцатидюймовых полевых гаубиц и дальнобойных пушек. Создаётся и у нас ряд дивизионов таких крупных полевых орудий. Их собираются наименовать тяжёлой артиллерией особого назначения, или, коротко, ТАОНом. Этот ТАОН будет находиться в распоряжении Ставки верховного, – рассказал Кочаровский.
– Но как же эти тяжёлые пушки будут передвигаться в полевых условиях? Ведь конная тяга для них уже непригодна, – спросил Борейко.
– Тяга только механическая. Тягачи с двигателями внутреннего сгорания. Обслуживающий персонал весь на автомобилях, перевозка снарядов на грузовиках, даже разведчики вместо лошадей получат мотоциклы.
– То, о чём с самого начала войны мечтали мои офицеры Звонарёв и Зуев, – вставил Борейко.
– Как только я услышал от Шихлинского об этом, сейчас же вспомнил Вашу батарею. Звонарёв и Зуев очень подходят для службы в этих частях. Да и Вы, конечно, быстро освоитесь с такой техникой. Формирование начнётся осенью и должно быть закончено к весне. Район формирования намечен под Москвой. Да и солдаты хорошие – обученные, натренированные, дружные. Вот я и заготовил Вам сюрприз.
Кочаровский, плотно прикрыв дверь, тихо спросил:
– Самую последнюю новость знаете?
– Нет, Ваше превосходительство, – ответил Борейко.
– В связи с нашими неудачами на фронте царь сместил великого князя НИколая Николаевича с должности Верховного главнокомандующего.
– И кто же вместо него?
– Сам царь.
– Было плохо, а стало ещё хуже. Царь не будет командовать. Он для этого не пригоден. Зато им будет повелевать царица, а ею – Гришка Распутин. Он фактически у нас и станет верховным главнокомандующим, пьяный конокрад! То-то немцы обрадуются, – с горечью произнёс Борейко.
– Генерал Алексеев назначен начальником штаба его величества, продолжал Кочаровский.
– Редкостная по своей полной бездарности в военном деле личность, со злостью сказал Борейко.
Когда капитан сообщил о смене Верховного командования Блохину, солдат только плюнул.
– Хрен редьки не слаще. Николай большой ли, маленький – всё одно. Солдатам лучше от этой перемены не станет.
Переночевав в штабе армии вместе с Кочаровским, Борейко на следующее утро выехал к месту стоянки тяжёлого дивизиона. Опять те же дороги, бесконечные беженцы, жалкие, голодные, больные, плачущие дети и страдающие, полные отчаяния глаза женщин.
– Какой ужас, какие страдания! – возмущался Кочаровский. – Никто не отвечает за эти безобразия! Поневоле начинаешь понимать, почему нашими порядками возмущаются революционеры.
– Никак и Ваше превосходительство начинает понимать кое-что? усмехнулся Борейко.
…Тяжёлый дивизион только что подошёл к месту бивуака, когда подъехали Кочаровский и Борейко. Борейко направился к своей батарее.
Блохин уже успел предупредить солдат о возвращении командира. Они быстро построились, прибежал весь запылённый и измазанный Звонарёв. Прилетел Вася Зуев.
– Здорово, орлы! – громко с большим чувством поздоровался Борейко с батареей.
Солдаты ответили чётко и весело. Борейко прошёлся по фронту, всматриваясь в лица солдат. Они сильно загорели, похудели, но выглядели бодро.
После трёх недель отсутствия Борейко снова почувствовал себя дома.
Последние дни Борейко многое делал, чтобы разыскать Хатова. Но он как в воду канул – ни слуху ни духу. Каково же было его удивление, когда он в списках награждённых за особые заслуги увидел имя Хатова, «с риском для жизни спасшего ценности Новогеоргиевской крепости».
«Что за чушь! – подумал Борейко, в растерянности потирая себе лоб. Не может быть! Тут явно какое-то недоразумение».
