Поль Феваль - Горбун
– Позвать? – думала она. – Зачем же звать. Ведь наверняка, его там нет. С каждым днем он возвращается все позднее. Что же с ним происходит? Он запрещает мне выходить, приближаться к окну, кого бы-то ни было принимать в доме. Он скрывает свое имя, избегает контактов с соседями. Наверное, здесь опять возникла какая-то опасность, как тогда, когда нам пришлось бежать из Памплоны. Его снова преследуют враги. Кто они такие, эти вездесущие всадники и пешие носители ужаса? Почему они так упорно за ним охотятся? А может быть не за ним, а за мной? Чтобы меня защитить, он постоянно подвергает свою жизнь опасности, и никогда не словом о том со мной не обмолвился. Почему? Зачем он скрывает правду от меня? Неужели он не понимает, что мне было бы во сто крат легче, если бы я все знала и, взяв на себя половину его забот, наравне с ним противостояла нашим бедам.
До слуха Авроры донесся легкий скрип. Этот звук ей был хорошо знаком, так как едва он раздался, она порывисто вскочила, и лицо ее просияло. Из ее груди вырвался радостный крик, – скрипнула дверь, открывшись из комнаты Анри. Как прав был Беришон. На юном девичьем лице, сейчас не было ни единого следа недавней печали, в глазах ни слезинки, ее сердце забилось от счастья. Ее только что поникший стан распрямился с внезапной гибкостью, как пружина. Она походила на тот цветок, что на закате уныло опускает головку с тем, чтобы воспрянуть вновь с утренними лучами.
Аврора бросилась к зеркалу. Сейчас она боялась, что после недавних переживаний предстанет перед Анри не в лучшем виде. Боялась, что он заметит ее слезы, или покрасневшие глаза. Но к счастью ей было далеко до того возраста, когда зеркало становится для женщины первым врагом. Его бесстрастный приговор был ласков. В его потусторонней освещенной лампой глубине Аврора увидела свою улыбку, такую лучистую, нежную, юную, что ей оставалось лишь от всей души благодарить Всевышнего.
Мэтр Луи спускался по лестнице. Впереди с зажженной лампой шел Беришон. Мэтр Луи, столько лет ему ни было, выглядел молодым человеком. Его густые белесые волосы волнистыми пучками укрывали гладкий, как у юноши, лоб. Испанский загар почти не коснулся его нежной прозрачной кожи. Это был чистокровный галл. Если бы не резкие черты, прямой немного заостренный нос, раздвоенный выразительной ямочкой подбородок, вздернутые усы и горящие глубинным огнем глаза под высоко взметнувшимися бровями, он был бы похож на девушку.
Его темный костюм состоял из бархатных штанов, жилетки и кафтана, украшенного гладкими янтарными пуговицами. Сейчас он был без шляпы и без шпаги. Еще с верхних ступенек он взглядом искал Аврору. Заметив ее, он замедлил движение, глаза его опустились, а шаг стал короче. Если бы мы с вами внимательно за ним проследили и проанализировали его поведение, то обнаружили бы удивительное противоречие представлявшее тайну его натуры. Оно состояло в том, что он всегда сдерживал свои душевные порывы. Когда ему хотелось бежать, – замирал на месте, когда его руки словно сами по себе норовили распахнуться для объятий, он их понуждал чинно опускаться. И так во всем. Он постоянно витал возле своего счастья, не разрешая себе к нему прикоснуться. Что и говорить, мэтр Луи обладал поистине железной волей стоика. Она была настолько крепка, что позволяла ему обуздать свое нежное, страстное, горячее, как у женщины, сердце.
– Я вас заставил ждать, Аврора? – произнес он, спускаясь.
На фоне кухонной двери появилось лицо Франсуазы Беришон. Раскатистым тенором, которому мог бы позавидовать сержант, отдающий команду на плацу, она проворчала:
– Куда это годится, мэтр Луи, слыханное ли дело, так мучить ребенка? Бедняжка долго плакала!
– Вы плакали, Аврора? – не на шутку встревожился вошедший. Он уже находился на нижней ступеньке. Девушка порывисто обвила руками его шею.
– Анри, друг мой, – щебетала она, подставляя для поцелуя лоб. – Вы же знаете, что все девушки наивны и немного глупы. Добрая Франсуаза ошиблась. Я вовсе не плакала. Посмотрите мне в глаза, Анри. Разве вы видите в них слезы?
И она озарилась такой обезоруживающей, такой безмятежно счастливой улыбкой, что мэтр Луи, которого, ох, как нелегко провести, ей поверил.
– Что же получается, выходит ты мне наврал, малыш? – сказала Франсуаза, с упреком глядя на внука. – Ведь это ты сказал, что госпожа весь вечер проплакала?
– Я? Сказал? – Жан Мари неплохо изобразил удивление. – Скорее всего, вы, бабушка, что-то не расслышали; и я чего-то не разглядел; а если разглядел, то не так понял; а если даже понял, то не совсем так, как надо сказал. Я же не знал, что госпожа не желает, чтобы о ее слезах стало известно мэтру Луи.
Произнеся эту ахинею, Жан Мари с ангельской улыбкой пожал плечами. Нельзя не признать, что юный Беришон унаследовал от своего отца немудреную, но чем то обезоруживающую изворотливость, который славятся большинство выходцев из Нижней Нормандии.
Франсуаза, взяв с плиты закрытую крышкой сковороду, понесла ее в комнату Аврора. На ходу она заметила:
– Как бы то ни было, наша барышня целый день томится в одиночестве. Разве это жизнь для двадцатилетней девушки. Да еще такой красавицы?
– Я никого не просила за меня жаловаться! – пробормотала Аврора, покраснев от стыда.
Мэтр Луи взял девушку под руку, и они прошли к столу, где на деревянной подставке Франсуаза уже успела поместить ворчавшую с огня сковородку. Они сели друг напротив друга. Жан Мари стал, как обычно, за ее спиной, чтобы во время еды прислуживать. Через несколько минут, ушедших на то, что оба якобы ужинали, мэтр Луи сказал:
– А сейчас оставь нас, малыш. Ты здесь пока не нужен.
– Принести другое блюдо? – предложил Беришон.
– Не надо, – поспешно отозвалась Аврора.
– Тогда десерт? – не унимался Жан Мари.
– Не надо десерта, – очень тихо отчеканил мэтр Луи, но глаза его сверкнули так, что Жан Мари пулей вылетел из комнаты.
– Бабушка! – прерывистым шепотом произнес он, войдя на кухню. – Мне кажется, что сейчас они начнут ссориться.
Франсуаза пожала плечами.
– Мэтр Луи сегодня сердитый, как никогда, – пояснил Жан Мари.
– Помой-ка, миленький дружок, ножи, а я пока отскребу котелок. Горячая вода в кастрюле. Да гляди, не ошпарься кипятком… Я тебе вот что скажу. Мэтр Луи, не смотря на свой стройный стан и нежно розовую кожу, силен и вынослив, как целое стадо буйволов, а его храбрости может позавидовать молодой лев. Однако, беспокоиться нет причины. Наша хрупкая изящная мадемуазель Аврора справится с четырьмя такими, как он.
– Как это? – Беришон ошеломленно расширил глаза. – Вот уж никогда бы не подумал!
– Однако, это так, дорогой мой, – ответила бабушка и, заканчивая разговор, прибавила: Ты еще маленько не дорос, чтобы это понять. Принимайся-ка за дело. Хватит лодыря корчить!
