Николай Бахрошин - Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов
Солнце уже ощутимо припекало камень, но прогреть до нутра пока не могло. Щедрое тепло было еще впереди. Сюда оно приходило позже, чем на Илень. Понятно, в здешние края Лада-весна, приносящая тепло с юга, позже добиралась на своих птицах, дальше лететь, труднее дорога…
Для начала Сельга принесла богам малую жертву. Полоснула по запястью острым свейским ножом и побрызгала вокруг себя свежей кровью. Срезала у себя прядь волос и пустила по ветру, сдув с ладони. Ветер, взметнув подол рубахи и растрепав волосы, показал, что боги приняли жертвы, приготовились слушать.
Пора было начинать. Присев на камень перед обрадованным дубком, Сельга, как учила ее когда-то старая Мотря, не собралась, а словно рассеялась, расплылась мыслями. Представила себя на берегу реки, глядящей на текущую воду. И мысли, ее мысли, все ее чувства, желания и стремления как будто ушли в эту реку, неторопливо уплыли по течению вместе с водой… Огромная, всепоглощающая пустота накрыла ее, словно чашей, подхватила, взяла, вошла в нее и растворила в себе без остатка, как озеро растворяет случайную каплю дождя. Божественная пустота… Тягучее безвременье бессмертной жизни…
Теперь она уже перестала быть Сельгой. Стала никем. И одновременно с этим стала всем вокруг. Когда взгляд ее рассеянно скользнул по камням, она на мгновение стала одним из этих камней, ясно поняла, почувствовала вдруг их неторопливую, холодную, замшелую неподвижность, в которой долгий год кажется меньшим, чем миг для людей. Она заметила птицу, и это была уже совсем другая жизнь, стремительная, горячая, трепещущая в полете, для которого нет преград и расстояний. Оттуда, сверху, птичьими немигающими глазами она опять глянула на землю и снова поразилась раскинувшейся внизу красоте Яви…
Тревогу она почувствовала откуда-то сбоку. Поняла, приятель-дубок заволновался, забурлил внутри ствола соками, затрепетал листвой, озабоченный крутящейся рядом силой. Беспокоится за нее, предупреждает, что не надо бы, что есть пределы, которые смертным нельзя переступать безнаказанно… И он тоже, этот бесстрашный и непокорный…
Сельга, как могла, успокоила его внутренним голосом, неслышными ласковыми словами. Но сейчас она не могла надолго отвлекать силу, которая только-только начинали крепнуть в ней, стекаясь по капле, по ручейку со всех сторон бескрайнего мира. Она не зря растворилась в Яви невесомой каплей. Получила за это всю силу реки…
Теперь по-новому, по-особому прозвучала традиционная хвала Сырой Матери-земле и Высокому Отцу-небу. Те, довольные, глянули на нее приветливо и ободряюще, как любящие родители глядят на чадо.
Потом Сельга стала последовательно перебирать семь старших богов, представляя себе лик каждого. Поприветствовала древнего Сварога, старейшину среди богов, хозяина огня небесного. Не откликнулся тот, только глянул огненными глазами и снова отвернулся к своим делам. Среброголовый Перун, ратный защитник богов, не расстающийся с огненными стрелами и громовым топором, внимательно выслушал чествования, был себялюбив, как норовистая девка. Но ничего не сказал. Дажьбог, тоже седой, матерый, даже не посмотрел на нее, занятый вращением тяжелого кола времени. Смена дня на ночь, зимы на весну, лета на осень — все это его работа. Неустанно приходится сильному богу вращать время, некогда ему отвлекаться. Стрибог, повелитель ветров и пастух туч, дунул на нее шаловливо, в малую толику силы, взъерошил волосы. Был он моложе, игривее, но тоже занят, следил, как бы глупые тучи не разбежались с неба, как бы звезды вниз не посыпались. И солнечный Хорс промолчал. И строгая Мокошь, дарующая достаток, тянущая свою бесконечную пряжу человеческих жизней, тоже не ответила, покивала только. Семиликий Семаргл, бог с семью головами, которые неустанно советуются между собой о самом важном, подмигивал своими многими глазами, усмехался уголками ртов, смотрел на нее значительно. Казалось, вот-вот произнесет слово. А ничего не слышно. Впрочем, у него никогда не поймешь, что к чему…
Нет, старшие боги не хотят говорить сегодня, поняла она. Сельга так же последовательно взялась перебирать средних богов. Подолгу хвалила каждого, перечисляя заслуги и подвиги, потом слушала, не ответит ли тот?
Ярило, бог весеннего плодородия… Зарница… Лада, богиня красоты… Лелия, богиня весны и молодости… Полель, соединяющий мужчин и женщин… Кострома-холодная… Жива-сильная… Зевана-охотница… Числобог-умный…
Нет, молчат… Смотрят пристально всепонимающими божественными глазами, но губ для разговора не разжимают… Нехороший знак, совсем нехороший…
* * *На ее призыв неожиданно откликнулся Велес, рогатый коровий бог.
Велес, помимо того, что пас свои бесчисленные стада, занимался и тайным. Колдовал, ворожил, отводил глаза и парил хитрые зелья. Превращал ясное и простое в сложное и тгуманное, а из тумана выплетал кружева загадок. Умел он вывернуть кожу изнанкой сразу на три стороны, сесть на семь пеньков одним задом и пробежать двумя ногами по десяти дорогам. Не зря волхвы издревле носят на вершине своих чародейских посохов коровьи рога. Велес, мастер по превращениям, покровительствует им особо.
Когда-то давно, знала Сельга, Велес тоже ходил в старших богах. Но слишком коварный был, одинаково водил дружбу и с белыми, и с черными. За это его изгнали из сердца Ирия, сияющей Прави, поближе к земле. Старшие боги все равно иногда советовались с Велесом. Даже прибегали иной раз к его службе, когда ум или силу нужно было одолеть хитростью. Но к себе, понятно, больше не приближали. Опасный бог, никто никогда не может понять, что у него на уме…
Сегодня Велес предстал перед Сельгой в личине прекрасного голого юноши, чья лучистая красота привораживала к себе глаза и вызывала желание вместить в себя его кожаную соху, спускающуюся между гладких, безволосых ног почти до колен. Хорошо стать пашней под такой сохой, распахнуться навстречу яростной, жаркой, плодородной работе…
Но боги и люди не смешиваются между собой. Нечего облизываться на прошлогоднее молоко, одернула себя Сельга…
Велес, божественным провидением понимая ее мысли, усмехался ей прямо в лицо. Был весел, как всегда, но и веселился по-своему. Мелко посмеивался, улыбался ртом, но не темными, непроницаемыми, как ночь, глазами. Странно смотрелись эти старческие, много видевшие глаза на молодом, бездумном лице. От такого веселья непонятно становится — то ли смеяться в ответ, то ли плакать вслед.
Раз юношей оборотился, значит, будет загадки загадывать, догадалась Сельга. Когда Велес представал в своем истинном облике, убеленным сединами и изрезанным морщинами прожитого, говорить с ним было проще. Хотя как проще? Старец он или юноша, а слушать его — все одно что пустыми руками рыбу в воде добывать, схватить схватишь, а что — непонятно. Вильнет склизлым холодом между ладоней, и сиди, облизывайся.
