Станислав Федотов - Схватка за Амур
Гринька и Кузьма (он пристроил свою маманю в компанию к соседям) встали так, чтобы генерал-губернатор, проходя мимо, не пропустил их взглядом, но и чтобы невесты их каторжанские тоже были у них на виду.
Возле конторы заводского управления, от которой, собственно, и начиналась улица, ведущая к церкви, тоже собралась довольно большая группа; в ней чувствовалось свое внутреннее волнение и наблюдалось движение. Вдруг в этой группе все одновременно замерли, потом быстро разделились на две половины, образуя проход, в проходе появились важные – это было видно и понятно даже издалека – фигуры, остальные стали пристраиваться за ними, и сразу же начался стихший было, после сбора народа, колокольный трезвон.
Люди заволновались. Разговоры прекратились, ребятишки притихли, все взгляды устремились навстречу процессии.
Первыми шли Муравьевы и Запольский, жена которого была больна и мужа в поездке по области не сопровождала.
Генералы в темно-зеленых мундирах – на стоячих воротниках шитое золото дубовых листьев, золото же на эполетах с бахромой и недавно введенных аксельбантах; на голове – высокие каски с двуглавым орлом и белым султаном из конского волоса; вокруг пояса серебристо-черно-оранжевые шарфы с кистями на правом боку, а на левом – сабли; белые панталоны заправлены в высокие блестящие ботфорты. Одна лишь разница – в количестве серебряных звезд на эполетах: у Запольского две, у Муравьева три, – но кто их издали различит и сочтет? Генерал-майор, высокий и статный, выглядел заметно старше небольшого ростом, узкоплечего генерал-лейтенанта (он и был старше – на целых двенадцать лет! – черные усы и бакенбарды прошиты изрядной сединой), а потому для тех, кто не знал Муравьева в лицо – то есть почти для всех приписных, – вполне мог сойти за генерал-губернатора. Он это отлично понимал и шагал величаво, самодовольно скаля крупные зубы и покровительственно кивая во все стороны в ответ на начавшиеся с их приближением благодарственные крики собравшихся на торжество. Муравьев искоса, весьма иронически, наблюдал за ним, не забывая также приветствовать людей свободной правой рукой, левой придерживая за локоток Екатерину Николаевну, которая тоже слегка помахивала ручкой и радостно улыбалась, слушая мужа, вполголоса говорившего:
– Смотри, Катюша, на этот праздник – сколько у людей счастья и благодарности. А ведь это ты его придумала, с тебя все началось…
За ними шли бергмейстер в мундире полковника горного ведомства с супругой, гражданские и военные из свиты генерал-губернатора, среди которых были Струве и Сеславин, чиновники заводского управления.
Вагранов с беременной Элизой – она была на шестом месяце и прикрывала живот свободной атласной блузой – устроились в конце процессии, чтобы меньше быть на виду. Иван Васильевич не хотел брать подругу в поездку (плохие дороги, растрясет, а это опасно для ребенка), однако Элиза уперлась, устроила небольшой скандал со слезами, и штабс-капитан сдался. Муравьев тоже был против, но его уговорила Катрин, во всем потакавшая своей наперснице. Теперь они хотели улучить момент, чтобы потихоньку выйти из процессии до начала молебна – так пожелала Элиза: ей было тяжело долго стоять на одном месте, – но увильнуть пока не получалось. Процессия, не спеша, под колокольный звон, двигалась к церкви. Ожидавшие ее на обочинах дороги приписные крестьяне смыкались сзади и шли общей толпой. Толпа подпирала, охватывая хвост процессии, уплотняла ее ряды.
– А вон тех парней я, кажется, знаю. – Вагранов показал Элизе на двух одинаково рыжебородых богатырей, с явно растерянным видом топтавшихся впереди на обочине. – Давай задержимся подле них. Похоже, они чем-то озадачены.
Элиза согласно кивнула, и они с трудом, но плавно, переместились в общем потоке идущих, а затем и вовсе покинули его как раз возле Гриньки и Кузьмы. Те, действительно, были обескуражены тем, что генерал-губернатор прошел мимо, даже не взглянув в их сторону: был занят своей женой. Они глядели вслед и не знали, что делать дальше, потому и не заметили остановившихся рядом с ними офицера под ручку с молодой беременной бабой.
– Здорово, молодцы! – приветствовал их офицер.
Оба парня воззрились на него с недовольным видом: чего, мол, надо, господин хороший, шел бы ты своей дорогой. Правда, взгляд Гриньки тут же прояснился:
– Иван Васильич, мил-человек! Ты-то нам и нужо́н! Кузя, это ж перво́й помощник генерала, считай, его нам сам Бог послал!
Кузьма наморщил лоб, вспоминая, потом широко улыбнулся:
– Как же, спознал! Это вы, господин офицер, были с генералом на нашем заводе в позато́м году?
– Я. – кивнул Вагранов. – Вот, Элиза, знакомься: это Григорий Шлык, о котором я тебе рассказывал: он за любимой девушкой пришел в Сибирь, – а это Кузьма Саяпин, плавильщик завода, из приписных крестьян, теперь казаком будет. Собственно, можно сказать, с разговора генерала с ним и началась вся эта история с приписными. А это, парни, Элиза, моя жена. – Элиза протянула руку, Гринька и Кузьма осторожно ее пожали. – Вот, ребенка ждем, – добавил Иван Васильевич с гордостью.
– Дак и мы ждем! – воскликнули парни чуть ли не хором.
– Иван Васильич, помочь твоя нужна, – заторопился Гринька. – Мы тута венчаться желаем, а то моя Танюха вот-вот разродится, и у Кузи Любаша тож чижолая. А ребятенки должны в законе рождаться, а не абы как.
– Так в чем же дело? Венчайтесь!
– Дык разрешение надобно, от генерала. Они ж каторжанки!
– Я не поньяла, – сказала Элиза. – Кто есть каторшанки?
– Бабы наши, – пояснил Кузьма. – У Гриньки – Татьяна, у меня – Любаша. Брюхатые они. Как и вы, мадам.
– Я не мадам. Я – мадемуазель.
– Мадам, мамзель, какая разница! Главное – у вас робенок будет. А я страсть как робенков люблю!
– Твоя – чё, нерусская, чё ли? – спросил Гринька Вагранова, пока его побратим вел глубокомысленную беседу с офицерской женкой. Вполголоса спросил, в самое ухо.
– Француженка, – коротко и тоже вполголоса ответил штабс-капитан. Гринька понимающе кивнул и нахмурился: вспомнил «француза» Вогула – где-то он теперь, бандит-поджигатель? – Ну, вот что, парни, – громко сказал Иван Васильевич, – я все понял. Где невесты ваши разлюбезные?
– Дык вона стоят, с каторжанами, – показал Кузьма.
– Ждите конца молебна. Я генералу доложу. – И бережно взял под руку Элизу. – Придется нам все же, дорогая, идти туда.
– Нет, Ванья. – Элиза высвободила руку. – Иди одьин. Я не люблью толпу. Мы здесь подождем.
– Ну, ладно. Вы, парни, мне за жену головой отвечаете.
