Мишель Зевако - Трибуле
Сон Доле резко прервался. Чья-то грубая рука встряхнула его.
Он открыл глаза и увидел блаженно улыбавшегося человека. Это был месье ле Маю.
Перед дверью выстроились шесть стражников, вооруженных аркебузами, хотя сама дверь была закрыта.
Доле поднялся с радостной торопливостью – на этот раз его поведут к судьям.
– Где состоится суд? – спросил он.
– Суд? – растягивая губы в улыбке, произнес месье ле Маю. – Какой суд?
– Но… мой же!
– Не понимаю, о чем вы говорите, – ответил комендант, всё еще улыбаясь.
Доле, подавленный, упал на табурет.
Ответ тюремщика жестоко поразил его.
– Послушайте, – продолжал благожелательно ле Маю. – Вы ни о чем не хотите попросить?
– Я требую судей…
– Да на кой черт вам нужны судьи?.. А, вы торопитесь быть осужденным, друг мой!
И месье ле Маю захохотал. Ему показалась очень смешной эта мысль: узник торопится быть осужденным. Он вытер глаза и продолжал:
– Я не о том вас спрашиваю… Вы признаете, что вас удобно поместили в камере, хорошо кормили, не так ли? С вами обращались сообразно вашему положению? Это так? Вы о чем-нибудь хотите попросить?
– Ни о чем! – сказал Доле.
– Верю вам!.. О, черт побери! Совсем новая солома! Эти остолопы-тюремщики совсем меня разорят.
О каменном мешке, полном воды, не было сказано ни слова. Ле Маю вел себя так, словно Доле и не меняли камеру.
– Вам скоро нанесут визит, – продолжал комендант. – Советую вам, в ваших же интересах, выслушать увещания святого человека, который придет к вам.
Сказав это, месье Жиль ле Маю удалился. Закончился день, но объявленного визита так и не последовало.
Этьен Доле терялся в разного рода предположениях о причинах чтоль резкого изменения режима и о визите какого-то важного лица.
Этот визит состоялся на следующий день. Утром Доле увидел, как открывается дверь, и месье ле Маю снова входит в камеру, скользя впереди человека, которому он выказывал чрезмерное почтение.
Гость был закутан в монашескую сутану. На лицо его был надвинут капюшон. Он подал знак, и ле Маю тихо проговорил:
– Преподобный отец, не опасаетесь ли вы, что узник прибегнет к насилию?
– Я хочу остаться один! – глухо ответил монах.
Звук этого голоса вызвал у Доле дрожь.
Ле Маю поклонился и поспешно исчез.
Монах приложил ухо к двери и несколько секунд прислушивался у отдаляющимся шагам ле Маю и других тюремщиков. Тогда он повернулся к Этьену Доле и откинул капюшон.
XLIV. «Пропустить!»
А теперь необходимо вернуться на несколько дней назад.
На следующий день после ареста Этьена Доле преподобный Игнасио де Лойола испросил новую аудиенцию у короля Франции. Она была немедленно предоставлена.
Монах прибыл в Лувр точно в указанный час; его ввели в тот кабинет, в котором мы видели, как Франциск I склонился под угрожающим благословением основателя ордена Иисуса.
– Ну, вы довольны, мессир? – спросил король. – Ваш Доле в тюрьме…
– Ваше величество должен быть доволен больше меня, – ответил Лойола.
– Почему же, месье?
– Книги, найденные у Доле, не оставляют никакого сомнения в деятельности этого человека. Я прихожу в ужас, когда подумаю о количестве несчастных, которых он развратил и увел из лона нашей святой религии. Таким образом, ваше величество больше заинтересован, чтобы его подданные оставались верными традициям.
– Вы правы, – серьезно сказал Франциск. – Но как бы там ни было, а печатник лишен возможности вредить…
– Я благодарю за это небо и твердость короля… Но это не все…
– Что там еще? – спросил король с явно ненаигранным беспокойством.
– Пусть ваше величество успокоится. Я пришел не с тем, чтобы просить новых арестов, хотя…
– Хотя? Заканчивайте, мессир… Клянусь Святой Девой, я готов на всё, чтобы вырвать в моем королевстве зародыши бунта и безбожия, занесенные к нам…
– В таком случае, сир, есть еще один человек, которого вы сегодня же вечером должны отправить спать в Консьержери или Бастилии… Его зовут Рабле.
– Рабле! Этот достойный доктор, книги которого так меня забавляют!
– Он самый, сир. Но о нем я поговорю с вами позднее, если ваше величество позволит. Я тружусь во имя Церкви, сир… А это значит, что я тружусь и во благо королей, которые без Церкви мало бы что из себя представляли.
– Вы говорите как человек духовного звания.
– Сир, – поклонился Лойола, – я говорю как человек, убежденный учением и опытом. Королевская власть не опирается ни на что стабильное, если она перестает опираться на авторитет Церкви… Но я перехожу к тому вопросу, с которым я хотел к вам обратиться… Сир, я хотел бы получить пропуск или документ «Пропустить!», чтобы я мог в любой час и неограниченное количество раз посещать нашего узника в Консьержери…
– Нашего! – воскликнул король с досадой; он к тому же злился на урок, только что преподанный ему жестоким монахом. – Скажите уж лучше: вашего пленника…
– Сир! – сказал Лойола с заметной угрозой в голосе. – Вижу, мы плохо понимаем друг друга. Тогда дайте приказ отпустить Доле, и все будет сказано…
– Э! Клянусь Господом! Я отпущу его, если таково будет мое доброе желание! Эти книги… А точно ли, что это он их напечатал?.. Я знаю Доле! Это – неукротимый разум, и если бы он печатал запретные книги, которые у него нашли, он бы заявил об этом!
Если бы в этот момент Лойола хоть на мгновение поколебался, все было бы разрешено, а именно: Франциск I освободил бы Доле. Монах понял, что разум короля взбунтовался.
– Сир! – сказал он медленно, – клянусь, что проклятые книги напечатаны Доле. Надо ли ехать в Рим и доказывать, что святое слово посланника папы равноценно слову порочного иерарха? Будет ли святой Петр подвергнут невероятному оскорблению, что его авторитет будет низведен до такой степени!..
Франциск I, вздрогнув, опустил голову.
Война с папством означала войну с императором Карлом Пятым, с Испанией, Италией, Австрией, со всей Европой, выступившей против него.
– Я верю вам, месье, – ответил он. – Но меня убеждают только ваши слова… Итак, что вы от меня требуете?
– Разрешение посещать нашего узника, – сказал непреклонный Лойола.
– Зачем вам эти визиты?
– Чтобы обратить этого несчастного. Подумайте, сир, о блистательной победе, каковую одержит Церковь, а следовательно, и королевская власть, если печатник отречется от своего неверия, если публично признает себя виновным, если, наконец, умрет, приняв духовную помощь наших священников! Это же будет великолепный результат, сир!
– Но добьетесь ли вы такого результата? Доле упрям…
– Я отвечаю за успех, сир! Особенно, если коменданту Консьержери будет дан приказ в точности исполнять мои предписания.