Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
— Метр Лорио из Машкуля, — повторила Мари.
— Нотариус моей матери?
— Да, да, именно он, — заметила Мари.
— Он здесь? — спросил молодой человек.
— Несомненно, он здесь… И даже, к слову будет сказано, — продолжала сквозь смех Мари, — знаете ли вы, почему он пришел или скорее что привело его к нам?
— Нет.
— Он пришел за вами.
— За мной?
— По поручению баронессы.
— Но, мадемуазель, — воскликнул испуганным голосом Мишель, — я вовсе не собираюсь возвращаться в Ла-Ложери!
— Почему?
— Но… меня там держат взаперти потому, что хотят разлучить… с моими друзьями!
— Ба! От Ла-Ложери до Суде так близко!
— Да, но от Ла-Ложери до Парижа намного дальше, и баронесса хочет увезти меня в Париж. Вы, надеюсь, не сказали нотариусу, что я нахожусь в вашем доме?
— Боже упаси.
— О! Мадемуазель, как я вам благодарен!
— Не стоит благодарности, я и сама об этом не знала.
— Но теперь, когда вы узнали…
Мишель не решился закончить свою мысль.
— И что?
— Мадемуазель, не говорите ему, — ответил смущенно Мишель.
— Ах! Честное слово, господин Мишель, — сказала Мари, — я хочу вам признаться…
— Говорите, мадемуазель, говорите скорее!
— Хорошо; мне кажется, что, будь я мужчиной, ни при каких обстоятельствах присутствие метра Лорио не могло бы меня чересчур смутить.
Мишель, казалось, призвал на помощь все свое мужество, чтобы принять решение.
— Да, вы правы, — произнес он. — Я сейчас объявлю ему, что никогда не вернусь в Ла-Ложери.
В это мгновение молодые люди вздрогнули: кухарка громко звала Розину.
— О Боже мой! — воскликнули они, одновременно охваченные страхом.
— Вы слышите, мадемуазель? — сказала Розина.
— Да.
— Меня зовут.
— Мой Бог! — воскликнула Мари и, вскочив на ноги, уже приготовилась было бежать вниз. — Вдруг внизу догадаются, что мы здесь?
— Ну и что? Я не вижу ничего плохого, если они догадаются или узнают, — сказала Розина.
— Конечно… но.
— Послушайте, — сказала Розина.
В комнате на некоторое время стало тихо. Голос кухарки доносился уже издалека.
— А теперь, — продолжала Розина, — она меня ищет в саду.
И Розина собралась спускаться вниз.
— О нет, ты же не можешь уйти без меня, — сказала Мари, — надеюсь, ты не оставишь меня одну!
— Но, — простодушно ответила Розина, — мне кажется, что вы здесь вовсе не одна: вы же останетесь с господином Мишелем.
— Да, но чтобы потом вернуться домой… — пробормотала Мари.
— Ну и ну, — заметила с удивлением Розина, — с чего бы это вы стали такой пугливой, ведь в лесу вы никогда ничего не боитесь — ни днем ни ночью? Я что-то вас не узнаю!
— Неважно! Розина, останься.
— Вот еще! Уже целых полчаса, как я вам помогаю, и теперь могу со спокойной совестью уйти.
— Да, конечно, но дело не только в этом.
— А в чем же?
— Я хотела тебе сказать…
— Что?
— Но… знаешь, этот бедный юноша не сможет остаться здесь на целую ночь.
— А где же он заночует? — спросила Розина.
— Не знаю, но ему надо найти комнату.
— И не говорить господину маркизу?
— Правда, ведь мой отец не знает… Боже мой, что же делать?.. Вот, господин Мишель, это все из-за вас!
— Мадемуазель, — произнес Мишель, — раз вы настаиваете, я готов уйти.
— Кто вам об этом сказал? — встрепенулась Мари. — Наоборот, оставайтесь.
— Мадемуазель Мари, мне в голову пришла одна мысль, — вмешалась в разговор молодых людей Розина.
— Какая? — спросила девушка.
— А если я поговорю с мадемуазель Бертой?
— Нет, — ответила Мари с поспешностью, удивившей ее самое, — нет, это бесполезно! Я с ней сама поговорю, когда спущусь вниз после того, как господин Мишель закончит, наконец, свой злополучный ужин.
— Ну, тогда я пошла вниз, — сказала Розина.
Мари не стала ее задерживать.
Розина вышла, оставив молодых людей наедине.
IV
ГЛАВА, КОТОРАЯ ЗАКОНЧИЛАСЬ СОВСЕМ НЕ ТАК, КАК ОЖИДАЛА МАРИ
Крошечная комнатенка, если, конечно, можно так назвать похожее на голубятню помещение, куда забрались наши молодые герои, освещалась только отраженным от входной двери светом лампы, оставлявшей тонуть в темноте почти весь чердак.
Мишель по-прежнему находился на куче овса. Стоя на коленях и пытаясь скорее скрыть свое смущение, чем доказать любовь к ближнему, Мари искала на дне корзины лакомый кусочек, чтобы предложить бедному узнику в качестве десерта на ужин, собранный расторопной Розиной.
Однако за короткое время произошло столько событий, что Мишель и думать не мог о еде.
Подперев подбородок рукой, опиравшейся на колено, он с любовью во взоре смотрел на нежное личико девушки, тонкие черты которого, представившиеся молодому человеку как-то по-новому, еще больше подчеркивали красоту Мари; он с наслаждением вдыхал аромат ее длинных, спадавших ко рту локонов, которые колыхались от легкого движения воздуха, проникавшего через узкое оконце. От красоты девушки, аромата ее волос юноша пришел в волнение: в груди его заколотилось сердце, кровь ударила ему в лицо, его тело охватила легкая дрожь, а голова закружилась. Во власти новых для него ощущений молодой человек почувствовал, как его душой овладевает неведомое ему до сих пор волнение и желание.
И это желание заключалось только в одном: найти подходящие слова, чтобы признаться Мари в любви.
Он попытался их вспомнить, но они никак не приходили ему на ум; наконец он решил, что проще всего будет, если он возьмет руку девушки и поднесет к губам.
Это он и сделал неожиданно для себя.
— Господин Мишель! Господин Мишель! — воскликнула Мари скорее удивленным, чем сердитым голосом. — Что это вы такое делаете?
И она поспешно вскочила на ноги.
Мишель понял, что позволил себе слишком много и теперь ему просто необходимо признаться в своих чувствах.
Он тут же встал на колени и подхватил ускользавшую от него руку.
Правда, девушка вовсе не думала ее отнимать.
— О! Я вас оскорбил? — воскликнул молодой человек. — Если это так, то я самый несчастный из людей и нижайше прошу на коленях вашего прощения.
— Господин Мишель! — только и смогла сказать девушка, не задумываясь над тем, что говорит.
Однако барон из боязни, что она отнимет ладонь, схватил ее двумя руками и, так же как и она, не задумываясь над своими словами, произнес:
— О мадемуазель, если я злоупотребил вашей добротой ко мне, я вас заклинаю, признайтесь, что вы не сердитесь на меня.
