Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
— Ну, иди же, дорогая! — произнесла Берта, прикасаясь губами ко лбу Мари. — Иди! И заодно позаботься насчет комнаты для господина Лорио: боюсь, как бы из-за этой суматохи про него не забыли.
Привыкнув во всем подчиняться своим близким, Мари и не подумала возражать: из двух сестер она была более уступчивой и послушной.
Розина поджидала ее в дверях.
— Что тебе понадобилось от нас? — спросила девушка.
Розина не ответила и, как будто не желая, чтобы ее слова донеслись до столовой, где маркиз рассказывал о последнем дне Шаретта, потянула Мари за руку и увлекла за собой под лестницу в другой конец прихожей.
— Мадемуазель, — сказала она, — он проголодался.
— Проголодался? — повторила Мари.
— Да, он мне только что об этом сказал.
— Но о ком ты говоришь? Кто проголодался?
— Да он, бедный мальчик!
— Да кто же он?
— Да господин Мишель!
— Как!? Господин Мишель здесь?
— А вы разве не знаете?
— Конечно, нет.
— Два часа назад, после того как ваша сестра вернулась в гостиную перед самым приходом солдат, он зашел на кухню.
— Так он не пошел сопровождать Малыша Пьера?
— Нет.
— И ты говоришь, что он зашел на кухню?
— У него был такой усталый вид, что на него было жалко смотреть. «Господин Мишель, — сказала я ему, — почему бы вам не пройти в гостиную?» — «Моя дорогая Розина, — ответил он своим бархатным голосом, — я не получил приглашения остаться». И он хотел отправиться ночевать в Машкуль, ибо ни за что на свете не хотел возвращаться в Ла-Ложери! Кажется, мать собирается увезти его в Париж. Я задержала его, потому что мне совсем не хотелось, чтобы он бродил в темноте в подобную ночь.
— Розина, ты правильно поступила. И где же он?
— Я устроила его в комнате башни, но теперь, когда солдаты заняли весь первый этаж, туда можно пройти только через коридор в конце чердака, я и пришла за ключом от него.
Первое, что хотела сделать Мари, и то был добрый порыв, так это предупредить обо всем сестру; но за первым порывом последовал второй, и этот второй, нужно признать, был не таким бескорыстным: ей нестерпимо захотелось самой увидеться с Мишелем, причем наедине.
Впрочем, возможность для этого предоставила ей Розина, чем Мари и не замедлила воспользоваться.
— Вот ключ, — сказала она.
— О мадемуазель, — попросила Розина, — умоляю вас, пойдемте со мной. В замке столько мужчин, что я боюсь идти одна и умру от страха, когда буду подниматься в башню, в то время как вас, дочь маркиза, никто не посмеет и пальцем тронуть.
— А как быть с едой?
— Вот она.
— Где?
— В этой корзине.
— Тогда поспешим!
И Мари устремилась вверх по лестнице с легкостью одной из тех козочек, которую она преследовала в скалах, когда охотилась в лесу Машкуля.
III
КОМНАТА В БАШНЕ
Поднявшись на третий этаж, Мари остановилась перед комнатой, которую занимал в замке Жан Уллье: именно здесь находился нужный ей ключ.
Затем она открыла дверь, выходившую с этого этажа на винтовую лестницу, что вела в башню, и, на несколько ступенек опережая Розину с корзиной в руках, стала быстро подниматься по довольно шаткой лестнице, сильно обветшавшей в этой редко посещаемой части замка.
Именно сюда, на самый верх башни, в маленькую комнатку под крышей, и привели юного барона Розина и кухарка, посоветовавшись между собой.
Если намерения двух славных девушек заслуживали похвалы, то исполнение замысла оставляло желать лучшего, так как трудно вообразить более убогую комнату, в которой вряд ли кто-нибудь смог бы отдохнуть, такой крошечной она была.
Это помещение служило Жану Уллье кладовой для семян и инвентаря, необходимого ему для выполнения его обязанностей метра Жака. На стенах не оставалось свободного места — они были буквально обвешаны связками фасоли, капусты, салата-латука, лука самых разнообразных сортов для того, чтобы их семена могли хорошо высушиться и вызреть. К несчастью, все эти сельскохозяйственные культуры уже полгода ожидали, когда их наконец посеют или посадят, и за это время так пропитались пылью, что при малейшем движении воздуха в узкой комнатенке тысячи пылинок слетали с пучков будущих овощей и забивали нос и рот.
Из обстановки в комнате был один лишь верстак; как вы можете представить себе, он был не самым лучшим местом, чтобы расположиться на нем, и поэтому Мишель, смирившись с неудобствами, устроился на груде овса нового редкого сорта, заслужившего право находиться в комнате с драгоценными семенами. Он присел посреди комнаты и нашел, что, если не обращать внимания на некоторые неудобства — у любого кресла, каким бы удобным оно ни было, есть свой шип, — ложе это достаточно мягкое, чтобы дать немного отдохнуть разбитому усталостью телу.
Вскоре Мишель вытянулся на этой подвижной и колкой софе. Упав в ручей после столкновения с Гереном, он сильно испачкался, промок и не успел как следует высушить одежду за время, пока находился на кухне. Он вдруг почувствовал, как от сырости у него начало ломить кости. Он поднялся и начал мерить шагами каморку, проклиная свою глупую застенчивость, из-за которой теперь вынужден был терпеть не только холод, усталость и уже пробудившийся голод, но и — что было для него самым мучительным — отсутствие Мари! Он упрекал себя за то, что не сумел воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств и, совершив столь мужественный поступок, не смог достойно довести до конца то, что так хорошо началось для него.
Поспешим заметить, чтобы не вводить читателя в заблуждение относительно характера нашего героя, что сознание допущенной ошибки не прибавляло ему храбрости и ему даже на секунду не приходило в голову спуститься вниз и открыто попросить маркиза о ночлеге, вместо того чтобы продолжать мучить себя упреками.
Тем временем замок заполнился солдатами; Мишель, услышав их топот, расположился у узкого слухового окна, выходившего во двор замка, и смог наблюдать сквозь ярко освещенные окна главного здания, как по дому сновали взад и вперед сестры Суде, генерал, офицеры и маркиз.
И вот, заметив Розину у подножия маленькой башни, где он сидел под самой крышей, барон решил, что настал самый подходящий миг, чтобы снова обратить на себя внимание хозяев, никого не видевших вокруг, кроме пришельцев, и, со свойственной его характеру робостью, попросил у девушки маленький кусочек хлеба; причем его скромная просьба отнюдь не соответствовала поистине волчьему аппетиту, испытываемому им после стольких моральных и физических перегрузок, что выпали на его долю за последнее время!
