Эльвира Барякина - Белый Шанхай
— Я не хотел вас пугать, но, видно, придется сказать правду, — произнес Феликс. — В Китае скоро будет большая война.
Ада потерянно посмотрела на него:
— С чего вы взяли?
— На юге националисты из партии Гоминьдан сговорились с русскими большевиками и китайскими коммунистами: они создали НРА, Национально-революционную армию. Она уже сейчас проедает пять шестых доходов провинции, и так долго продолжаться не может. Летом армия двинется на север, чтобы захватить весь Китай и уничтожить иностранные концессии.
— Шанхай им все равно не по зубам… — начала Ада, но Феликс перебил:
— В китайском городе все население настроено против «белых дьяволов». В Шанхае ждут прихода НРА! Как только она приблизится к нам, тут вспыхнет восстание.
— Поедемте со мной в Америку! — воскликнула Ада.
Феликс покачал головой.
— Я хочу жить в России, а не в Америке. Сейчас многие белогвардейцы записываются в отряд при армии китайского генерала Собачье Мясо. У нас есть боевой опыт, так что мы достойно встретим гостей с юга! Сначала мы уничтожим большевизм в Китае, а потом пойдем войной на Советы. Я уже уволился из тюрьмы и сегодня хотел попрощаться с вами. Отец Серафим тоже едет со мной.
Феликс явно сошел с ума, но отговаривать его было бесполезно.
— Как вы не понимаете?! — кипятился он. — Это наш шанс возродить Белую армию! Кем я буду в вашей Америке? Мне что — опять идти в тюремщики?
— Но ведь можно открыть гостиницу… — лепетала Ада.
— Я не лавочник и не содержатель гостиниц! Я солдат! Я сам себя не уважаю, если не занимаюсь своим делом!
Ада не стала рассказывать ему об аэроплане: мечтать о Лонг-Биче не имело смысла.
Феликс пообещал написать ей, как только прибудет в часть; она поклялась, что будет молиться за него. Все свершилось очень просто и буднично.
— Ну что ж, прощайте, — тихо сказала Ада, когда они дошли до Дома Надежды.
Она пожала Феликсу руку и направилась к воротам. Голова ее гудела, а в глазах застыли непролитые слезы. Все было кончено.
— Ада, постойте! — Феликс догнал ее. — Если вас кто-то будет обижать, обратитесь к моему другу, Джонни Коллору. Он служит в полиции Международного поселения, в участке на Нанкин-роуд.
— Хорошо, — бесцветно отозвалась она.
— Адочка!
Феликс вдруг схватил ее за плечи и поцеловал — жадно и неумело.
— Не сердитесь на меня, Адочка! И знайте, что я полюбил вас с первого взгляда.
— Я тоже! — прошептала Ада и, зарыдав, побежала к себе.
Счастье пронеслось мимо нее, обдав горячим ветром, и пропало вдали.
Глава 23
Радиоведущий
1
Нина не понимала, что происходит: Клим добился своего и вдруг резко охладел к ней. Да, она была виновата перед ним, да, история с фотографиями вышла отвратительная… Ну так что ж теперь — ставить на себе крест?
Хуже всего было то, что Клим упорно отказывался «выяснять отношения».
— Как я могу что-то исправить, если ты не говоришь со мной? — злилась Нина.
Клим делал удивленное лицо:
— А я разве не говорю?
— Ты все еще обижаешься на меня?
— С чего ты взяла?
Он отвечал вопросом на любой вопрос, и пробиться сквозь эту стену было невозможно.
Клим придумал героиню для своих развлекательных передач — девушку Анну, которой он якобы звонил во время эфира. Именно ей доставалось все, чего так не хватало Нине: он рассказывал Анне анекдоты, делился с ней мыслями и находками в прессе, говорил комплименты, обсуждал проблемы… Никакой Анны, разумеется, не существовало, но Клим настолько талантливо разыгрывал эти монологи, что вскоре стал кумиром для тысяч радиослушателей.
Как ни странно это звучало, но Нина ревновала к Анне и, желая отомстить, рассказывала Климу о своей дружбе со Стерлингом и намекала на крупные сделки и важные переговоры, в которых ей доводилось участвовать.
— Неужели тебе не надоело заниматься самодеятельностью? — подначивала она Клима. — Ты что, всерьез хочешь быть актером на радио? Найди себе приличную работу!
— Мне и на неприличной хорошо платят, — отзывался он. — Извини, моя дорогая, но я не буду менять работу только для того, чтобы произвести впечатление на твоего Стерлинга.
С недавних пор Клим стал называть Нину не иначе как «моя дорогая», а если она возмущалась, переходил на «золотце» или «сокровище».
Ей казалось, что он приходит домой только для того, чтобы провести время с Китти. Клим бессовестно баловал ее и в конце концов ребенок стал видеть в Нине «строгую маму», которая все запрещает, а в Климе — «доброго папу», с которым всегда весело и интересно.
Нина еще на что-то надеялась. По утрам она вторгалась к Климу в ванную и долго не уходила, делала вид, что ищет какую-нибудь мелочь.
Придвинувшись к зеркалу, он брился: одна щека в мыле, другая уже гладкая. Нина смотрела на его усеянную родинками спину и коротко постриженный затылок с клочком несмытой пены за ухом.
— Тебе что-то нужно? — не поворачиваясь, спрашивал Клим.
Нина отступала к двери.
— Если у тебя есть любовница, так и скажи!
— Как только появится, ты будешь первой, кто об этом узнает.
Она брела к себе в спальню и без сил опускалась в кресло. Неужели Клим не понимает, что так жить нельзя?
Может, самой завести любовника? Страстного двадцатилетнего мальчика с мускулистым загорелым телом? Или азиата — чтобы нарочно пасть ниже некуда? Нина как-то встретила на Нанкин-роуд высокого, модно одетого узкоглазого красавца. Они оба приметили друг друга и, разойдясь, оглянулись. Упаси Господь!
Выход был только один: идти в аптеку и просить успокоительных порошков — чтобы уже ничего не хотеть и ничего не чувствовать.
«Клим переболел мной, как оспой, — в отчаянии думала Нина. — Шрамы остались, но у него теперь все в порядке».
Это «в порядке» было особенно нестерпимым.
2
На свой день рождения Клим позвал неожиданно много гостей.
— Где они все разместятся? — изумилась Нина, прочитав список приглашенных.
— Можешь ни о чем не беспокоиться — я сам все устрою, — пообещал Клим.
В назначенный день в дом явились веселые девицы самых разных национальностей — от шведок до филиппинок. Клим представил их как своих подруг, и они кинулись накрывать на столы и украшать комнаты.
Нина пыталась ими руководить, но на нее никто не обращал внимание. Она чувствовала себя лишней в собственном доме.
Затрещал телефон, и Нина сама взяла трубку. Это был секретарь из Муниципального Совета:
