Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
Снегопад стих. Небеса сияли необычайно ярко. Поставив валун на место, Рагдай поднялся за Хлеськой к соснам. В узких просветах меж ними виднелся Киев, за ним – река. По ней плыли звёзды.
– Пошли, Рагдай, – промолвила Хлеська. И они двинулись вглубь лесов.
Глава двадцать первая
На пиру раз десять подняли кубки за Святослава с Роксаной и раз пятнадцать – за Калокира. Последний просто не знал уж, куда деваться ему от бояр, купцов и различных княжеских блюдолизов, желавших с ним познакомиться, заручиться дружбой и нашептать какие-то сплетни. Свенельд подсел к нему в числе первых, чтоб рассказать о ратных своих делах. Патрикий его не слушал. Да то и трудно было бы – двести отроков, приперевшись на пир с оравой кабацких девок, бесились так, что сам Святослав два раза к ним подходил с угрозой выгнать их вон, если не уймутся. Не меньший шум создавали жёны бояр и девки, пришедшие с гуслярами. Однако, вскоре большая часть собравшихся начала вести себя точно так же, и Святослав пошёл в третий раз к ребятам не для того, чтобы им грозить, а чтоб поглядеть, хороши ли девки. Тут же нашлось немало охотников веселить Роксану. Но та, отогнав их всех, даже своего любимчика Куденея, велела позвать Гийома. Придя, он сел рядом с нею, и они о чём-то заговорили.
Иоанн пил с каждым из тех, кто к нему подсаживался, помалу, чтобы остаться трезвым. Но опьянел, потому что их было слишком много. Ему, конечно же, далеко ещё было до Святослава, который только икал, когда к нему подходили новые гости, и до Лидула, который продолжал врать про воинов с перьями, стуча по столу кулаком, хоть его давно уж никто не слушал и не боялся, и до Икмора, который спал, уткнувшись головой в стол. Но всё же патрикий решил, что выпил довольно. Гийом почему-то вдруг оставил Роксану, и Калокир, не дослушав жалобы двух бояр, поднялся и пошёл к ней. Она, погружённая в свои мысли, медленно ела золотой ложечкой из хрустальной чаши орешки с мёдом. Возле неё уже находились красивый сотник Мстислав и его приятель Стемид. Они притащили большую винную амфору и пытались развеселить египтянку спором о том, кто первый наполнит из этой амфоры её кубок. Патрикий молча отнял у них дорогую греческую посудину и мотнул головой направо. Оба дружинника понимающе улыбнулись и отошли.
– Не хочешь ли выпить вина, госпожа моя? – спросил Калокир наложницу. Она, вздрогнув, глянула на него, и её лицо озарилось детской улыбкой.
– О, Иоанн! Дорогой мой друг! Прошу тебя, сядь со мною.
Налив вина в оба кубка, стоявшие на столе, патрикий сел справа от египтянки. Ему теперь хорошо было видно всех, кто ещё сидел за столами или мотался по зале, чтобы повеселиться в разных компаниях. Но его интересовал лишь один человек. Это был Джафар, который пришёл на пир час назад, в числе остальных арабских купцов. Теперь он стоял перед Святославом, сидевшим между двух девок, и говорил ему что-то. Решив, что он собирается уходить, Иоанн поднялся. Но в это время Джафар, поклонившись князю, вернулся на своё место. Патрикий сел и взял чашу. Роксана взяла свою. Они молча чокнулись, улыбнувшись друг другу. Выпили.
– На Джафара смотришь, дружок? – спросила Роксана.
– Да, на него. Сегодня я вырву жало из его пасти.
– Будь осторожен!
Патрикий лишь усмехнулся.
– Джафара нет уже, моя прелесть. Подумай лучше о том, как сделать безвредными других тварей.
Роксана тихо вздохнула.
– О, Иоанн! Неужто моим врагам нет числа?
– Их много. Они хитры, могущественны, коварны.
– Джафар – не самый опасный из них?
– Не самый.
Роксана сдвинула брови.
– А кто же мой злейший враг?
– К сожалению, имя этого человека мне неизвестно. За трое суток я сделал всё, чтобы выяснить, кто бы это мог быть, да так и не выяснил. Но я знаю, что Феофано любит его безумно. Знаю, что он намерен стать василевсом и ради этого свернёт горы. Ещё я знаю, что у него есть, по меньшей мере, двое сторонников, кроме императрицы. Первый – это Георгий Арианит, а второй – хазарский купец по имени Авраам. Тебе приходилось слышать о них что-либо?
– Не приходилось, – сделала египтянка жест огорчения. Нежно сжав её руку, лежавшую на столе, Иоанн-патрикий выпил ещё вина и продолжил:
– Но этот враг совершенно точно не нанесёт удара, пока Святослав не двинется на Империю, что случится никак не раньше, чем через год.
– Он будет пытаться меня убить, этот враг?
– В лучшем случае.
– В лучшем случае? Что же может быть хуже смерти?
– Измена Богу.
Этот ответ удивил Роксану ещё сильнее.
– Но любой грех есть измена Богу!
– Я уточню, моя радость. Ты чуть не отгрызла руку нашему князю, когда ему пришло в голову изрубить монаха. Представь же, что враг наш скажет тебе: «Выбирай, Роксана, между изменой любовнику и изменой Богу! Если предашь язычника Святослава – тысячи христиан, твоих братьев в вере, будут избавлены от ужасной смерти. Даже не тысячи – сотни тысяч! И величайший в мире оплот христианства будет спасён! А если откажешься изменить проклятому варвару – предашь Бога! Господа нашего, Иисуса Христа. Навек и бесповоротно. Такой вот выбор!» Что ты на это скажешь врагу?
– Я убью себя! – вскричала Роксана, схватившись за голову.
– Но это тоже будет отказ предать Святослава, а значит – измена Богу. Ведь твой отказ не спасёт Империю.
– Не спасёт… Так он что, предложит мне стать шпионкой?
– Возможно, даже убийцей.
Наложница опустила руки. Её лицо казалось безжизненным, как у куклы. Иоанн снова заговорил:
– И он будет дьявольски убедителен в аргументах. Меня, по всей вероятности, не окажется рядом, чтоб опрокинуть их. Доверяй Гийому. И делай всё, что он скажет.
Увидев тут же Гийома, который шёл прямо к ним, точнее сказать – бежал, Калокир поспешил закончить:
– Я убеждён, что в ближайшем будущем Святослав начнёт по-иному воспринимать христиан. Он нас плохо знает, хоть и возлюбленная, и мать его – христианки. Ведь нет пророков в своём отечестве, как ты знаешь! Я познакомлю его…
– Джафар собирается уходить, – сообщил Гийом, подбежав, – пойдём, Иоанн!
Калокир поднялся.
– Вы что, меня оставляете? – возмущённо крикнула египтянка.
– Да, – ответил патрикий и поспешил с конюшим к столу, за которым сидел Джафар с другими купцами. Вдруг на пути Гийома и Калокира возникли несколько человек, одетых весьма богато. Один из них – невысокий, толстый, схватил патрикия и вскричал:
– Иоанн! Друг мой! Наконец-то я получил возможность поговорить с тобой! Прости, что раньше не подошёл! Просто Невозможно было к тебе пробиться сквозь толпу руссов, не оставлявших тебя в покое с каким-то вздором! Потом
