10. Побег стрелка Шарпа. 11. Ярость стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл
– Я вас сам перевяжу, когда будет свободная минутка, – сказал Харпер.
Подойдя к двери, он прислушался к доносящимся из-за нее голосам. Вместе, стараясь не шуметь, они спустились по ступенькам. На следующем этаже закричала девушка. И тут же смолкла, как будто ее ударили. Потом вскрикнула снова. Харпер ступил на площадку и двинулся к двери, за которой шумели.
– Без крови, – шепотом предупредил его Шарп. Мундир со свежей кровью мог привлечь к ним ненужное внимание. – Сделаем все быстро и без соплей, как тебе нравится.
Проскользнув мимо ирландца, Шарп толкнул дверь плечом, но не остановился, а сразу прошел вглубь комнаты. Французов было трое; двое держали девушку на полу, а третий, без мундира и со спущенными подштанниками, опускался на колени, когда Шарп ударил его прикладом в затылок. Удар был сильный и жестокий, и француз, не издав ни звука, завалился вперед, лицом на голый живот девушки. Решив, что этот на время выбыл из схватки, Шарп тем же прикладом врезал второму в скулу. Что-то хрустнуло, а челюсть заметно сдвинулась в сторону. Видя, что третьим занялся Харпер, он прикончил второго еще одним ударом по основанию черепа. Первый, успевший каким-то чудом прийти в себя раньше времени, схватил его за ноги. Французу мешали спущенные штаны, тем не менее он попытался свалить противника и успокоился, лишь когда Харпер огрел его прикладом семистволки.
Девушка, наблюдавшая за всем происходящим широко открытыми от ужаса глазами, вскрикнула, когда Харпер поднял ее одежду, но сержант поднес к губам палец, и она умолкла. Ирландец протянул ей одежду и улыбнулся:
– Одевайся, милая.
– Ingles? – спросила она, натягивая через голову разорванное платье.
Харпер скорчил гримасу:
– Я ирландец, дорогуша.
– Ради бога, хватит амуры разводить, – нахмурился Шарп. – Бегом наверх и приведи тех двоих.
– Слушаюсь, сэр.
Харпер двинулся к двери, и девушка, видя, что он уходит, испуганно вскрикнула. Сержант обернулся, улыбнулся ей, и девушка, захватив остальную одежду, последовала за ним. Шарп остался наедине с французами. Один, самый здоровый из троицы, уже подавал признаки жизни, тряся головой и шаря заскорузлыми пальцами по полу, и Шарп прикончил беднягу, вогнав штык ему между ребрами. Крови почти не было. Француз дернулся, открыл глаза, посмотрел на Шарпа, потом в горле у него забулькало, и он уронил голову и затих.
Двое других, совсем еще мальчишки, оставались без сознания. Тот, которому Шарп сломал челюсть, похоже, умирал. Лицо у него было бледное, почти белое, из уха вытекала тонкая струйка крови, и, когда капитан стал стаскивать с него одежду, никаких признаков жизни он не подал. Второй, тот, что пострадал от Харпера, замычал, и его пришлось успокоить добрым тумаком. Потом Шарп сбросил свой мундир и натянул голубой. Мундир пришелся впору. Застегивался он на одну сторону и заканчивался спереди непривычно высоко, у пояса, хотя сзади болтались еще две фалды. Белые отвороты на фалдах украшали красные пылающие гранаты, указывавшие на то, что хозяин мундира служил в гренадерской роте. Высокий воротник и эполеты были красные. Натянул Шарп и белый солдатский ремень, с которого свисал штык. От белых лосин он отказался. Шарп уже носил рейтузы французского офицера-кавалериста, и, хотя смешанная форма выглядела необычно, мало кто из солдат после нескольких недель боевой кампании мог похвастать полным соблюдением армейского регламента. Свой ремень он спрятал под фалды, зная, что рискует, поскольку рядовому сабля не полагалась, но надеясь, что ее примут за трофей. Винтовка за плечом могла сойти за мушкет. Вывернув содержимое кожаного ранца, Шарп запихнул в него свои мундир и кивер и натянул кивер француза – красно-черный, украшенный спереди металлической табличкой с орлом и цифрой 19, указывавшей на принадлежность солдата к 19-му пехотному полку. Крышку висевшей на ремне под штыком патронной сумки украшал значок с изображением гранаты.
Вернувшийся Харпер на секунду остолбенел, увидев капитана в неприятельской форме, а потом ухмыльнулся:
– Вам идет, сэр.
Вслед за Харпером в комнату вошли Виченте и обе девушки. Португалке было не больше пятнадцати, и у нее были длинные черные волосы и блестящие карие глаза. Увидев капли крови на рубашке одного из французов, она плюнула на него, а потом, прежде чем ее успели остановить, схватила штык и ударила обидчика в горло. Фонтан крови ударил в стену. Виченте открыл было рот, чтобы выразить неодобрение, но так ничего и не сказал. Восемнадцать месяцев назад, когда они с Шарпом только познакомились, такой акт самосуда возмутил бы молодого юриста, теперь же он промолчал. Девушка подошла ко второму французу, лежавшему на спине со сломанной челюстью, и занесла над ним штык.
– Никогда не любил насильников, – сказал Шарп.
– Подонки, – согласился Харпер. – Чистые подонки.
Сара замерла в ужасе, не спуская глаз с окровавленного штыка, который юная португалка держала обеими руками. Явно наслаждаясь моментом, девушка посмотрела жертве в глаза и ударила.
– Переодевайтесь, – сказал Шарп Харперу и Виченте. Умирающий захрипел у него за спиной, засучил ногами и затих. – Как ее зовут?
Сара переадресовала вопрос самой португалке и обменялась с ней несколькими фразами.
– Ее зовут Жоана Жасинто. Живет здесь. Ее отец работал на реке, но где он сейчас, она не знает. Говорит, что благодарна вам.
– Хорошее имя, Жоана, – сказал Харпер, переодевшийся в форму сержанта. – Да и девчонка сообразительная, а? Знает, что делать со штыком.
Шарп помог Виченте натянуть голубой мундир, оставив свободной раненую руку.
– Говорит, – продолжала Сара, – что хочет остаться с нами.
– Пусть остается, куда ж ей еще, – сказал Харпер, прежде чем Сара успела выразить собственное мнение.
Темно-коричневое платье Жоаны было разорвано на груди и забрызгано кровью, поэтому она накинула поверх него рубашку одного из французов, а потом подобрала мушкет. Сара, не желая отставать от воинственной португалки, тоже вооружилась.
Не самый внушительный отряд – два стрелка, две женщины и раненый португальский
