Вилис Лацис - Потерянная родина

Нелима посмотрела на мужа ясным задумчивым взором и положила руку на его руку.

— Я хочу тебе кое-что сказать, Ако… — заговорила она.

— Я слушаю, Нелима, — ответил Ако и, видя, что у нее не хватает решимости продолжать, ободряюще улыбнулся. — Что у тебя на душе? Тебя что-нибудь тревожит?

— Нет, Ако, у меня большая радость. Я думаю, и ты обрадуешься, когда узнаешь.

— Ты ведь знаешь — все, что тебе доставляет радость, и для меня источник радости. Что же случилось, Нелима?

Тогда она взяла руку мужа и прижала ее к своей груди, под сердцем.

— Ты чувствуешь, Ако?

Ако с минуту прислушивался, потом посмотрел в глаза Нелимы и счастливо улыбнулся.

— У тебя будет ребенок, Нелима.

— Да, Ако, твой ребенок. Теперь я это знаю наверняка. Как мы назовем его, Ако?

Ако долго раздумывал, не переставая улыбаться.

— Не знаю, Нелима, — наконец ответил он. — У нас еще хватит времени выбрать имя своему ребенку. Я знаю только одно: мы должны делать все, чтобы наш ребенок родился на счастливой земле и чтобы у него впереди была прекрасная, свободная жизнь.

— Так оно и будет, Ако… — прошептала Нелима. — Ты же заботишься об этом.

— Может быть, будет, — тихо и задумчиво промолвил Ако. — Я все, все сделаю, чтобы так было.

Долго еще в тот вечер сидели они возле лагуны, мечтая о своем будущем — самом прекрасном и возвышенном будущем, какое они хотели в суровом труде, не щадя своих сил, создать для своего ребенка. Но ведь так же мечтает каждый человек под луной, услышав первое биение новой жизни. Всем дозволено мечтать, но не все мечты сбываются.

Несколько дней спустя, когда Ако поутру совещался с людьми о том, какие работы предстояло сделать в этот день, молодой островитянин Леагу преподнес неприятный сюрприз. Когда Ако спросил Леагу, куда он желает идти — ловить рыбу или собирать плоды, тот отрицательно мотнул головой и угрюмо буркнул:

— Никуда,

— Ты плохо себя чувствуешь, Леагу? — поинтересовался Ако. Парень выглядел совершенно здоровым, да и не слышно было, чтобы он когда-нибудь болел.

— Я чувствую себя хорошо, но мне неохота работать, — ответил Леагу. — Незачем работать. Мне нравится сидеть на берегу и глядеть, как плавает рыба.

— Но на что это будет похоже, если все остальные станут работать, а ты один будешь сидеть на берегу без дела? — продолжал Ако. — Женщины будут работать, дети будут работать и старые люди — каждый чем-нибудь займется, один Леагу — сильный мужчина, который может сделать больше нескольких женщин и стариков, будет сидеть сложа руки. Самому потом совестно станет. Леагу только мотал головой».

— Не к чему, Ако. Куда нам девать столько съест* ного? Нам и так его хватит больше чем на год.

— А что если приедут белые люди и надо будет с ними драться? Тогда придется жить в лесу.

— Белые не приедут, Ако. Зря мы построили новый поселок у Тростникового залива и еще один в лесу в горном ущелье. Они не понадобятся. Белые люди забыли про Ригонду. Прошло шесть полнолуний. Ни один белый не приплыл к нам. Поэтому Леагу не хочет работать. У меня есть что кушать. А запасов мне не надо.

Прочие островитяне внимательно прислушивались к их разговору. Окинув взглядом толпу, Ако понял, что Леагу не одинок в своем настроении. Некоторые островитяне потупили глаза, когда Ако взглянул им в лицо, другие отвернулись и сделали вид, будто этот, разговор их не касается.

«Неужели я и в самом деле перегнул, хватил через край? — спрашивал себя Ако. — Может быть, им и нелегко привыкнуть к моим темпам? Но время слишком дорого, мы не вправе терять ни одного часа».

Принудительные меры тут не годились, это могло вовсе убить интерес островитян к новым мероприятиям. Что бы ни делалось, они все должны делать по доброй воле, только тогда они будут находить удовольствие в труде и лишь тогда им доставят радость результаты их усилий. У Ако оставался только один путь — убедить своих соплеменников. Теперь, когда в головы некоторых островитян закрались сомнения в целесообразности нововведений, убедить их будет труднее, чем полгода тому назад, но другого выхода у Ако не было. Он погрузился в раздумье и начал соображать, какими бы доводами наиболее убедительно доказать правильность своих действий. С минуту стояла полная тишина. Ако понимал, — от того, как он преодолеет это осложнение, зависит весь его авторитет: либо его положение еще более укрепится, либо островитянам придется избрать себе другого старейшину. Вождь, которому не доверяют, больше не вождь.

Неизвестно, чем бы окончился этот инцидент, если бы внезапно не случилось нечто такое, что вместо Ако разрубило этот гордиев узел и сделало его положение таким прочным, как никогда раньше: на вершине самой высокой горы Рнгонды загремел деревянный барабан. Так долго тщетно ожидаемый сигнал тревоги наконец прозвучал! Каждый островитянин знал, что это означает.

Теперь все взоры обратились на Ако. Леагу смиренно приблизился к старейшине острова и спросил:

— Что мне прикажешь делать, Ако? Теперь мне опять хочется работать. Ты прав. Не сердись на Леагу, Ако. Большим глупцом был Леагу, когда лсотел сидеть на взморье и смотреть на плавающих рыб.

— Ступайте все по своим хижинам и ждите, пока я не скажу вам, что делать, — обратился Ако к людям. — Ты, Ловаи, пойдешь со мной. Мы взберемся на гору и посмотрим, что случилось.

Прежде всего он направился в свое бунгало и захватил с собой оставленную Портером подзорную трубу, а затем вместе с Ловаи поспешил на вершину горы. Барабанный бой все это время не прекращался. Он умолк только тогда, когда наблюдатель заметил на горной тропинке фигуру Ако. . — Что ты увидал? — спросил Ако.

Наблюдатель — молодой парень — взволнованно показал рукой на северо-запад. Взглянув в том направлении, Ако заметил корабль. Это была одна из тех парусно-моторных шхун, которые обслуживали бесконечно растянутые торговые линии Океании. На фок-мачте были подняты паруса, а на корме дымилась короткая труба.

Ако навел подзорную трубу и некоторое время рассматривал пришедшее судно. Судя по всему, это был корабль Южноморского торгового Общества, совершающий свой очередной рейс по островам, разбросанным в этой части океана, собирающий заготовленные агентами Общества запасы товаров и развозивший почту. Регулярное сообщение с Ригондой осуществлялось два раза в год. Как раз теперь и было самое время появиться этому вестнику внешнего мира.

— Что будем делать? — спросил Ловаи. — Не увести ли нам женщин и детей в потайной лагерь?

— Может быть, это совсем и не понадобится делать, — ответил ему Ако.

— Ты думаешь — они пройдут мимо острова?