Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова
– Не знаю, что это такое. Я звоню из Ч.
Трубка молчала несколько долгих мгновений. Анна слышала лишь звук переливающейся жидкости.
– Ты поступила разумно. Мой сын начал своё путешествие именно в Ч.
Гертруда Оганесовна, явно чем-то расстроенная, сделала несколько шумных глотков. Анна молчала.
– Ты его нашла?!! – спросила Гертруда самым безнадёжным тоном.
– Пока нет, но…
Ответом ей стали глухие рыдания.
– Тётя Гера, что с вами?
– Как что? Плачу!.. А что ещё должна делать мать в такой ситуации?
– Да какая там ситуация? Скорее всего, он где-то здесь. Просто застрял на рыбалке. Ах, какая тут рыбалка! А преферанс! Quite well!
– Рыбалка?.. – растерянно ответила телефонная трубка.
– Ну, может быть, охота. What’s the difference?
Последовала пауза, заполненная звоном посуды и бульканьем.
– Чаёвничаете? – весело спросила Анна. – Дяде Клаве привет!
– Я одна… пью… и далеко не чай… Обычно так делаешь ты. Вот и я попробовала. А знаешь, Анна, в этом что-то есть.
– В чём? – насторожилась Анна. – Что я обычно делаю?
– Твой папа поставляет мне отличный коньяк. Но не армянский. Ах, я пытаюсь прочесть на этикетке, но буквы расплываются… Сейчас возьму другую бутылку. Может, на ней смогу прочесть…
Последовали всхлипывания и снова звон посуды.
– I understand. Вы расстроены, – проговорила Анна, стараясь придать голосу печальные интонации.
– Вторая бутылка сегодня, – ответила трубка. – Думаешь, это много?..
– Если хороший коньяк и под закуску… may be!
– Твой отец доставил мне свежие эклеры и красную рыбу. Я делаю бу… бо… – В трубке снова что-то забулькало.
– Sandwich? – спросила Анна.
– Бог с тобой, детка… я вовсе не понимаю, о чём ты говоришь. То какая-то охота, то это вот… Где?!! Где, я спрашиваю тебя, мой сын?!!
Анна услышала глухие рыдания, и трубка прощебетала:
– Товарищ Канкасова, продлить разговор?
– Well… Нет… То есть да!!!
Трубка ответила короткими гудками. Анна беспомощно уставилась сначала на неё, а потом через стекло кабинки на нетерпеливо переминающегося в зале переговорного пункта товарища Байбакова. За стеклянной перегородкой виднелись всё те же головки в наушниках. Обе телефонистки делали вид, что ничего не слышали. Анна приоткрыла дверь:
– Они прервали разговор. Fools[67]! Гертруда плачет!
– То есть как? – живо отозвался товарищ Байбаков. – Гертруда?
– Да! Дядя… То есть Клавдий Васильевич наплёл ей с три короба и куда-то уехал. Disappeared. Два дня его нет. Она и запила.
Байбаков кинулся к девицам.
– Девушки, прошу продлить разговор с Москвой.
– Мы стараемся как можем, Сергей Никифорович. Но мгновенно это не получится. Коммутатор устарел, – ответили ему из-за стойки.
Тем временем расстроенная и растерянная Анна прислушивалась к самым печальным звукам в мире – коротким гудкам в телефонной трубке. Это продолжалось несколько бесконечных минут. Наконец, голос, холодный и далёкий, произнёс:
– Соединяю с Ч. Время разговора – пять минут.
– Почему так мало? – Анна беспомощно оглядела зал переговорного пункта, но товарищ Байбаков, казалось, намертво прилип к стойке телефонисток.
– Алло! Тётя Гера! Вы меня слышите? – прокричала Анна в телефонную трубку.
– Слышу, Аннушка. Мне плохо.
Голос в трубке показался Анне ещё более далёким и совсем слабым.
– Тётя Гера! Стоит ли так расстраиваться? Обещаю, я найду Гамлета, и как только…
– Тебе известна судьба его отца?..
– I don’t know[68]… не понимаю… I do not remember[69]…
– Его отец пропал… Гамлет пропал… и самое ужасное… я предала обоих…
– This can’t be happening[70]! Обещаю, я разыщу обоих!
В ответ снова глухие рыдания, но страшнее их короткие гудки, свидетельствующие о том, что мать Гамлета, Гертруда Оганесовна, снова осталась совсем одна в далёкой Москве.
– Товарищ Байбаков! Серёжа! – не выпуская телефонную трубку из руки, Анна высунулась из будки.
Явно смущённый «Серёжей», товарищ Байбаков кинулся к ней.
– Ты сказала «Серёжа»?
– Важное дело, Серёжа! Тётя Гера… Гертруда Оганесовна… She’s crying![71] Она выпила слишком много вина, и вот теперь… I’m worried about her![72]
Товарищ Байбаков выхватил у неё трубку. Он втиснул в телефонную кабину громоздкое тело, и Анна оказалась зажата между его твёрдым боком и стеной кабины.
– Алло!!! Гертруда? Или как вас там?..
– Найдите мне моего Гамлета! – послышалось в ответ.
И снова звон посуды и глухие рыдания. Анна слишком близко и могла слышать каждый звук, доносившийся из телефонной трубки.
– This is the second bottle[73], – прошептала она. – Тётя Гера не так крепка, как я. Возраст! Надо что-то делать…
– Не пей вина, Гертруда! – прорычал товарищ Байбаков. – Я, Сергей Никифорович Байбаков, гарантирую тебе, что завтра же подниму на ноги и милицию, и прокурорских. Если ваш Гамлет побывал в Ч., то мы обязательно отыщем его следы.
Закончив свою короткую, но такую весомую речь, товарищ Байбаков вернул трубку Анне, и та ещё некоторое время с разочарованием и тоской слушала возобновившиеся короткие гудки.
* * *
– Товарищ Байбаков! Сергей Никифорович! Тут вас вызывают! – прокричала из-за стеклянного экрана одна из телефонисток. В оконце просунулась чёрная телефонная трубка.
– Кто это может быть? – насторожился товарищ Байбаков. – Со станции?
Телефонистка молчала, опустив глаза долу. Товарищ Байбаков приложил динамик к уху.
– Байбаков слушает! Что?!! Где?!!
Товарищ Байбаков ревел. Анна, покинув телефонную кабинку, растерянно топталась рядом. Крашеные доски пола приятно холодили её ступни. Что же предпринять? Пока она тут попусту теряет время, развлекаясь на всяких там рыбалках и посещая ужасные в общем-то кафе, не чужой ей человек в далёкой Москве буквально спивается. Анне и самой мучительно хотелось выпить, но сообщить об этом гостеприимному товарищу Байбакову она считала неудобным. Тем временем, похоже, круг неприятностей ширился. Товарищ Байбаков ревел в трубку нечто угрожающее. Звуки его баритона выливались в распахнутое окно переговорного пункта. Под окном, на улице, уже начали собираться люди.
Лицо руководителя «Вилюйгэсстроя» порозовело от напряжения. Несколько минут он слушал утробное «бу-бу-бу», доносившееся из трубки. Потом передал её телефонистке. Розовое лицо его пошло белыми пятнами.
– What? – спросила Анна.
– Fuck, – в тон ей ответил товарищ Байбаков. – Полный и окончательный fuck.
– Это очень не конкретно. Что, рыбалка отменяется?
– Ах ты, чуткая моя мартышечка!
Анна с изумлением наблюдала, как большие и карие, навыкате глаза товарища Байбакова сначала увлажняются, потом полнятся влагой и наконец…
– Да вы плачете! – воскликнула Анна. – Why?
– Лев разбился. Лёвка мой… Проклятая «Ява»! Говорил я ему!
Губы товарища Байбакова дрогнули. Крепко ухватив Анну за запястье,
