Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова
– Давай, давай! – прокричал ему в ухо Георгий, угадавший его намерения. – Там никого нет! Поддай газу! Проверим, на что способна твоя «Ява».
Они проскочили дорожный знак, обозначавший выезд из Ч., и Лёвка снова поддал газу. Эх, если б не вчерашний обильный дождик, можно было б ещё подразогнаться, а так – осторожничай на глазах у отчаянно смелого Георгия. Лёвка ещё поддавал газу. Деревья с обеих сторон дороги слились в одну сплошную стену. Лёвка знал здесь каждую кочку. Ещё пяток километров – и они минуют полосу живой тайги. Дальше начнётся старый, поросший малинником горельник. Внезапно что-то ударило Лёвку по голове, шлем слетел. Встречный ветер ударил ему в лицо.
– Держись!!! – заорал Лёвка, отчаянно тормозя, но мотоцикл уже вело, крутило на дороге.
Лёвка – искусный водитель, но как тут справишься, когда по глазам хлещут невесть откуда взявшиеся ветки, когда вышедшая из повиновения машина, словно безумная, рвёт из рук руль. В последний миг, перед тем как сознание его погасло, Лёвка увидел прямо перед собой искрящиеся весельем снежно-голубые малознакомые глаза. «Ба! Да у него глаза-то какие голубые», – успел подумать он. Странная мысль при данных обстоятельствах.
* * *
Георгий брёл вдоль дороги в сторону смотровой площадки. Настёна покорно трусила следом за ним. Георгий покуривал, стараясь не смотреть на собаку. Говорят, дескать, собаки преданны хозяевам. Может быть, и преданна, да только не Настёна. Ишь, в глаза засматривает, а рядом с Лёвкой на обочине бедовать не осталась. Да какое там бедовать! Лёвку быстро обнаружили. Помчались товарищу Байбакову докладывать, но тот так увлёкся московской гостьей, что сразу и не найдёшь.
Навстречу ему неслись велосипедисты, грохотали выхлопом мотоциклы, пылили автомобили. Разные автомобили: от обычных для Ч. уазиков до огромных КамАЗов. С чего бы в поздний час такое интенсивное движение? Ах да, Лёвку же обнаружили. Убрав с лица ухмылку, Георгий тормознул знакомого велосипедиста, парнишку лет семнадцати, сына бухгалтерши с «Вилюйгэсстроя», заставил его соскочить с седла, крепко ухватив велосипед за руль.
– Куда это все бегут?
– Так Лёвка же, денщик, перевернулся…
– Ну! Насмерть?
– Не заню!
– Так он же бумаги товарища Байбакова на почту возит.
– Ну! Вот и отстань…
Парень попытался сесть на седло. Георгий не дал.
– Что ты?!! Драться будешь? Так я…
– Постой. Я научу тебя, как начальству угодить. Хочешь?
– Ну.
– Товарищ Байбаков сейчас на переговорном пункте.
– Откуда знаешь? Ох и хитрый ты, Жорка!
– Знаю точно. Сам видел. Оттуда иду. Дуй туда. Скажи Сергею Никифоровичу новость. Он похвалит. Точно похвалит.
– Ну… А ты сам-то?..
– А что я? Разве мои мамка и папка на «Вилюйгэсстрое» работают?
– А где?
– Не будь дураком, дуй на переговорный пункт. Там будет тебе счастье.
Мальчишка уехал. Георгий огляделся. По счастью, всё время их короткой беседы Настёна мышковала в ближайших зарослях бузины, и мальчишка заметить собаку денщина никак не мог. Довольный собой, Георгий отправился дальше.
* * *
Переговорный пункт встретил их душной тишиной и своеобразным, совершенно незнакомым Анне, провинциальным запахом чисто вымытых деревянных крашеных полов. Распахнутые настежь окна не уменьшали духоту. Лёгкий с душком гари ветерок играл простенькими занавесками.
За деревянной стойкой, за витринным чисто вымытым стеклом две склонённые головки. Обе телефонистки молоды и темноволосы. Обе носят на макушке в соответствии с уходящей уже модой пышный свалянный из волос кок. У противоположной стены Анна увидела три пустые переговорные кабины. Переговаривающихся от общего зала отделяют тяжеловесные стеклянные двери с номерами. В самом зале, под окном, расставлены несколько стульев.
Товарищ Байбаков вступил в зал, как триумфатор в сдавшийся ему город. Топот его ботинок и торжественное сопение, и суровый взгляд произвели должное впечатление на телефонисток – обе вскочили.
– Сергей Никифорович… – пролепетала одна из них, и обе уставились на Анну.
Одна смотрела испытующе, словно Анна являлась музейным экспонатом. Другая с неприятным любопытством, будто Анна явилась на переговорный пункт голая. А у Анны после долгой пешей прогулки – товарищ Байбаков предложил пройтись – неприятно саднили обе ноги. На левой ноге она стёрла пятку, на правой набила мозоль на косточке большого пальца.
– Дайте нам Москву! – пророкотал товарищ Байбаков. – Анна! Номер!
Анна назвала номер. Телефонистки скрылись за стойкой. Обе надели наушники и словно растворились в своей работе. Анна же, заняв один из ненадёжных стульев, демонстративно сняла чулки. Она знала, телефонистки наблюдают за ней, тем приятней было, приподняв юбку, отстёгивать чулок от пластмассовых зажимов на поясе. Товарищ Байбаков в смущении отвернулся. Ещё бы! Это ему не медведь и не росомаха. Разглядывая мозоли на своих красивых ступнях, Анна прищёлкивала языком.
– Где можно взять пластырь? – проговорила она. – Здесь ведь должна быть аптека? Right?
Однако долго наслаждаться своим триумфом Анне не пришлось.
– Москва. Третья кабина. Пять минут, – проговорил ласковый голос откуда-то с потолка.
Анна бросилась к третьей кабине.
– Why? Почему только пять? – на бегу бормотала она.
В кабине пахло мебельным лаком и популярным в Ч. одеколоном «Пингвин». О! Этот запах она запомнит навсегда!
Телефонная трубка ответила на её «Hello!» лёгким потрескиванием и отдалённым звоном посуды, словно кто-то соединял бокалы в торжественном тосте, а за стеклянной дверью, в тихом зале переговорного пункта товарищ Байбаков с осторожным любопытством рассматривал брошенные ею туфли и чулки, словно впервые видел эдакое диво.
* * *
Начала Гертруда Оганесовна со вполне здравых речей:
– У меня предчувствие, Анна. Мой муж Клавдий Васильевич посвятил меня в некоторые подробности своей беседы с Гамлетом, и я пришла в ужас… Оказывается, он рассказал Гамлету о той давней истории…чуть ли не двадцать лет прошло. И зачем? Зачем ворошить прошлое? Я тоже думала о предательстве, о том, что вышла замуж за человека, предавшего отца моего ребёнка. Эти мысли мучили меня поначалу. Около полугода. А потом забылись. Мы ведь жили хорошо, Анна. Кто же мог предположить, что эта история воскреснет? А теперь Гамлет пропал, ты же помнишь. От его имени время от
