Западня - дю Террайль Понсон
– Господин де Самазан, какого дьявола вам в голову пришла эта мысль, более достойная какого-нибудь странствующего рыцаря?
– Она пришла в голову не мне?
– А кому? Давиду?
– Совершенно верно. Мадам, вы помните тот день, когда я имел честь впервые быть вам представленным?
– Да, Давид тогда тоже был здесь, – сказала Эрмина.
– Разговаривая о том о сем, я упомянул, что в детстве любил скакать на коне в доспехах и с украшенным перьями шлеме на голове.
– Да, я помню, так оно и было.
– Мои слова взбудоражили воображение вашего маленького кузена и он попросил меня дать ему почитать книги о рыцарстве.
– Что вы и сделали.
– Я не увидел в этом ничего плохого. Но потом он стал бредить подвигами, его стало одолевать навязчивое желание отправиться навстречу приключениям и он спросил меня, не поеду ли я вместе с ним.
– И как же вы ему ответили?
– Категорическим отказом. Затем сказал, что он сошел с ума, что цивилизация изменила ход событий и что странствующих рыцарей ныне держат взаперти в сумасшедших домах.
– Прекрасно.
– Тогда Давид заверил меня, что речь идет отнюдь не о том, чтобы броситься на поиски приключений, и объяснил, что намеревается выступить против Андюса и его банды.
– Какое безумие!
– Я ответил, что подобное предприятие не только опасно, но и совершенно бесполезно. Однако все было тщетно. «Мне известно достаточно, чтобы отыскать логово бандитов, – сказал он, – и если вы со мной не поедете, я отправлюсь туда один».
– Он вполне на это способен, – сказала Эрмина.
– Я это тоже понял и поэтому решил его сопровождать. Остальное вы знаете.
Свою версию событий – любопытную смесь правды и лжи – Семилан изложил с необычайной легкостью.
Его рассказ выглядел вполне достоверно, поэтому и Гонтран, и Эрмина без колебаний в него поверили.
Маринетта сидела неподвижно, слушая слова этого человека и немало удивляясь услышанному. Голос Семилана производил на нее странное впечатление.
Этот голос она слышала уже несколько раз, причем неизменно в трудных, драматических обстоятельствах.
Поэтому когда бандит закончил свою речь, она подняла на него взгляд и Семилан, до этого совершенно ее не замечавший, был буквально ослеплен мощным потоком света, лучившимся из глаз юной девушки.
«Боже правый! Как же она красива!» – подумал он.
Но этот негодяй прекрасно владел собой и смог скрыть впечатление, которое испытал при виде Вандешах.
– Кстати, о подземельях Бореша, – ни с того ни с сего продолжил Самазан. – Вы, господин де Кастерак, видимо, в курсе того, что там произошло?
– Что вы имеете в виду?
– Гренадера Жана-Мари.
– Что с ним?
– Он арестован.
– Как «арестован»?
– Его взяли вчера днем. Похоже на то, что полиции с некоторых пор стало известно, где он прячется, но они решили одним ударом убить сразу двух зайцев, схватив заодно и его жену.
– Как это случилось?
– В ночь с воскресенья на понедельник один из агентов проследил за Кадишон, которая отправилась к гроту Шансене, где, по всей видимости, располагается вход в катакомбы.
– В самом деле, – сказал Кастерак.
– Так вы знали об этом? – спросил Семилан.
– Да. Продолжайте.
– Говорят, что в тот самый момент, когда она открывала потайную дверь, ведущую в убежище мужа, ее схватили и заткнули рот кляпом.
– Бедная женщина.
– После этого внезапно появились другие агенты, прятавшиеся в окрестностях. В результате проведенных ими поисков несчастного Кадевиля схватили и доставили в Бордо.
– Вероятно, чтобы отдать в руки правосудия?
– Наверное.
Гонтран какое-то время хранил молчание, затем резко вскинул голову.
– Знаете, господин де Самазан, я хочу сказать вам одну вещь.
– Какую?
– После ареста Жана-Мари на нас легла тяжелейшая ответственность.
– О чем это вы?
– Ни одна живая душа на свете не знала, где прячется гренадер.
– А ведь вы правы!
– И лишь благодаря непредвиденной случайности этот секрет стал известен господам Мэн-Арди, Бюдо, Мальбесану и мне.
– Чтобы сохранить все в тайне, это уже много.
– Мы все поклялись честью никому не рассказывать об увиденном, – самым суровым тоном заявил Гонтран.
– Вот как! – ответил на это Семилан, прекрасно понимая, что его шутки вряд ли придутся по вкусу.
– А теперь, сударь, Кадевиля предали, – продолжал Кастерак. – Когда над вами и Давидом нависла страшная угроза, которой вы избежали только чудом, Жан-Мари вместе с нами поспешил вам на помощь.
– Так оно и было, я его действительно видел.
– И теперь получается, что этот акт великодушия обошелся ему слишком дорого?
– Что вы хотите этим сказать?
– Сколько нас было в подземелье?
– Ну, во-первых, там был этот безногий.
– Ах! Этот никого не выдаст, у него на то есть веские причины.
– Затем, – продолжал Семилан, – вы и Бюдо.
Гонтран нетерпеливо его перебил:
– А еще господин де Сентак, его слуга-индус и вы, господин де Самазан.
– Совершенно верно, – ответил Семилан.
– Тогда я вам вот что скажу, сударь! На Кадевиля донес кто-то из вас троих.
– Вполне возможно, – ответил молодой разбойник.
– Может, вы?
– Боже милостивый, – возразил Семилан, – сударь, после подобного вопроса у меня есть все основания разгневаться…
Гонтран махнул рукой – в знак того, что ему все равно.
– …и оставить ваши слова без ответа, – продолжал Самазан.
– Молчание – знак согласия, – заметил Гонтран.
– Не всегда. Как бы там ни было, поверьте, если бы, кроме меня, донести на гренадера было бы некому, он до сих пор прятался бы в своем убежище и даже смог бы дожить там до глубокой старости.
– Вы даете мне слово чести?
– Да, даю.
– Значит, гренадера предали либо господин де Сентак, либо Мюлар.
– Сей вопрос, сударь, надо прояснить, – ответил Семилан. – Мы все чрезвычайно в этом заинтересованы и просто обязаны во всем разобраться.
– Правда ваша. Я поговорю с господином де Сентаком.
– Может, лучше спросить у полиции? – заметил бандит.
– Дело в том, что я никого там не знаю.
– Тем хуже, потому как если бы мы узнали имя доносчика, отпираться ему было бы бесполезно.
– Я повидаюсь с друзьями и мы примем то или иное решение.
– Что же теперь с этим бедным гренадером сделают? – спросила Эрмина, хранившая молчание, пока Семилан и Кастерак обменивались этими притворно любезными фразами.
– Судя по всему, мадам, его казнят.
– Как! Опять?
После этого наивного восклицания нельзя было сдержать улыбку. Эрмину и саму охватил мимолетный приступ веселости.
– По правде говоря, этого несчастного однажды уже расстреливали, – добавила она. – И теперь было бы более гуманно отдать должное той ловкости, с которой он совершил побег…
– Иными словами, – перебил ее Гонтран, – полиции, точнее, военным властям, лучше было бы его не трогать и позабыть эту старую историю.
– В то же время, если на него донесли…
– То было бы намного умнее предупредить Жана-Мари, чтобы он спрятался, а доносчика наказать, обвинив в том, что он посмеялся над правосудием.
– Нам легко рассуждать, – сказала Эрмина.
– А как поступят с Кадишон? – спросила Маринетта, поднимая на Семилана свои большие глаза.
– Кадишон? Ее, по-видимому, передадут в руки полиции, обвинят в содействии побегу возлюбленного и определят наказание.
– Возлюбленного, который через несколько часов после освобождения стал ее мужем! – сказал Кастерак.
– Верно, говорили, что так оно и было.
– Но тогда его казнят не сразу, – заметила Эрмина.
– Почему?
– Потому что при рассмотрении судом дела его жены он будет проходить сообщником.
– Вы правы.
– А это может продлиться не один день.
– В самом деле.
– Как знать, может, тем временем ему вновь удастся спастись.
– Да и потом, – вставила слово Маринетта, – мне кажется, что этого человека вряд ли осмелятся казнить, ведь поступок его, в общем-то, был совершенно незначительный, а за эти полтора года вполне заслужил себе свободу.
