Западня - дю Террайль Понсон
– Ваш вопрос меня немало озадачил, – ответил юноша.
– Почему? – спросила молодая женщина.
– Потому что в глубине души я думаю, что господин де Сентак отнюдь не отказался от своих планов…
– Вот как?
– Хотя с другой стороны, его поведение во время вашей болезни свидетельствует о том, что он вас любит.
– Вы не могли бы выражаться яснее? – с улыбкой попросила его Эрмина.
– Извольте, хотя мне не хотелось бы распространять странные слухи, втихомолку циркулирующие в обществе.
– Какие еще слухи?
– Вы хотите, чтобы я вам рассказал?
– Все без утайки.
– Ну хорошо! Поговаривают, что воспаление вашего мозга стало следствием агрессивной сцены, под занавес которой господин де Сентак позволил себе повести себя с вами на редкость жестоко и грубо.
– Да? Так говорят?
– Да. Не буду от вас скрывать, что когда я увидел вашего мужа в катакомбах Руке, где он, как и мы, пытался оказать помощь юному Давиду, то очень удивился, что он не у вашей постели. Ведь события, чуть не стоившие жизни вашему юному кузену, произошли на следующий день после того, как вы лишились сознания и слегли. Помните?
– Думаю, да.
– В какой-то момент я даже решил, что Сентак явился туда не столько чтобы защитить Давида, сколько чтобы умертвить его.
– Но с какой целью?
– На этот счет у меня есть одна мысль, но озвучивать ее я не буду, потому как мои слова могут оказаться преувеличением.
– А если вкратце?
– Если вкратце, мадам, то я до сих пор подозреваю, что господин де Сентак желает от вас избавиться.
– И от Давида?
– Да.
– Но если вы обвиняете его, то в равной степени следует обвинить и господина де Самазана.
– Не вижу в этом никаких противоречий.
– Но ведь господин де Самазан спас мне жизнь.
– Это и есть тот момент, который смущает меня и сбивает с толку.
– Более того, нет никаких сомнений в том, что господин де Сентак полностью излечил меня от воспаления мозга.
– Говорят, да.
– Как вы это можете объяснить?
– Боже правый, мадам, никак не могу. Я просто не верю ему, а инстинкт подсказывает мне, что вашей жизни угрожает огромная опасность.
– И как ее отвратить?
– Это будет нелегко. Господин де Сентак дал вам повод добиваться через суд развода?
Перед тем как ответить, Эрмина застыла в нерешительности.
– Ах, мадам! Скажите честно! – призвал ее Кастерак. – Вам известно, какую скромную преданность мы питаем по отношению к вам и вашим близким. Можете быть уверены – ни одно произнесенное вами слово не покинет стен этой комнаты.
– Ну хорошо! – сказала Эрмина. – Да, я действительно могу требовать развода.
– Из-за жестоких побоев?
– Да.
– Свидетели у вас есть?
Эрмина взглянула на Кастерака.
– А моего слова, значит, будет недостаточно?
– Увы, мадам, нет.
– Тогда не будем больше об этом. Все произошло без свидетелей.
– В таком случае, если вы боитесь посягательств со стороны мужа, вам остается только одно.
– Что же?
– Доказать, что господин де Сентак на самом деле никакой не Сентак и потребовать признания брака недействительным.
– Несчастный! А как же мое дитя?
– Кто обвинит вас, что вы стали жертвой обмана, а его – что он родился сыном самозванца? К тому же господин де Сентак принц, свергнутый с трона король!
– Если бы вы только знали, как мне теперь трудно вам верить.
– И тем не менее это чистая правда. Но давайте сменим тему разговора и поговорим о деле, решение по которому вам нельзя будет принимать легкомысленно. Вы должны будете хорошенько подумать перед тем, как предпринимать какие-то действия.
– О чем же вы хотите со мной поговорить?
– Об этой юной девушке.
– О принцессе? – с улыбкой спросила Эрмина.
– Да. Кто столь опрометчиво прислал ее к вам?
– Настоятельница монастыря. Она посчитала своим долгом попросить Маринетту приехать и ухаживать за мной во время болезни.
– Но ведь здесь ей угрожает опасность.
– Вы всерьез так думаете?
– Более чем. У меня даже есть основания полагать, что Сентак не только преследует свои амбиции, являющиеся для него движущей силой, но и воспылал к этому ребенку неподдельной страстью.
– Он ее любит!
– Думаю, да, мадам. И если мне будет позволительно поделиться с вами своими подозрениями, то, на мой взгляд, вы сами больше не питаете к мужу никакого уважения.
– Может, вы, господин де Кастерак, немного преувеличиваете?
– Если вы так считаете, мадам, напомните мне о рамках приличий.
Эрмина многозначительно помолчала и через несколько мгновений продолжила: – Мне кажется, вы с немалым рвением выдвигаете обвинения против господина де Сентака.
– Что вы хотите этим сказать?
– Может, вы сами прониклись к этой девушке, к этой знатной принцессе…
– Любовью?
– Да!
– По-вашему, мадам, я влюблен в Маринетту?
– Если ваши слова – правда, то она – дочь короля.
– Ах, мадам! Если бы я ее любил, если бы считал достойной моей любви, то уж поверьте мне, завоевал бы даму моего сердца – будь она принцессой или посудомойкой…
– Но ведь… – перебила его Эрмина вопросительным тоном, в котором вместе с тем присутствовала нотка волнения.
– Но я, – продолжал Гонтран, – совсем не люблю Маринетту, или, если угодно, Вандешах.
– Тем хуже для вас, равнодушный вы человек.
– Увы, мадам! Не так уж я равнодушен.
– Ну конечно!
– У меня тоже есть тайна, тайна глубокой, неизлечимой любви к одной знатной даме, которая об этом даже не подозревает и, по-видимому, никогда ни о чем не узнает.
– Да вы просто рыцарь давно забытых времен.
– Не смейтесь, мадам. Я слишком от этого страдаю и не желаю, чтобы мое чувство было предметом шуток.
– Даже так? – сказала Эрмина голосом, звучавшим несколько более взволнованно, чем ей хотелось бы. – Может, мне позволительно будет узнать, как зовут этот объект тайной и никому не известной страсти?
– Нет, мадам.
– Как? Друг мой, вы отказываетесь мне довериться?
– Решительно отказываюсь, мадам, по крайней мере сейчас. Но речь не обо мне, а о вас – остерегайтесь мужа!
– Что же он может сделать?
– Как! Вы, можно сказать, только что признались, что он обошелся с вами очень жестоко – настолько, что вы чуть не умерли! – а теперь спрашиваете, что он может сделать? Знаете, в глубине души я убежден, что он исцелил вас только потому, что преследовал свои интересы – материальные и моральные.
– Полно вам!
– Сей мерзавец решил, что вы можете воспользоваться сведениями, оказавшимися в вашем распоряжении. Причем вы сами сказали ему вполне достаточно, чтобы он был начеку. Если бы у вас хватило смелости вывести мужа на чистую воду, то вы не только отняли бы у него право носить имя де Сентака, но и лишили бы звания вашего мужа, после чего у него больше не было бы возможности стать опекуном вашего сына в том случае, если бы вы умерли, унаследовав…
В этот момент в салон кто-то вошел. Гонтран, к счастью, разговаривавший тихо, тут же умолк. Но это была всего лишь Маринетта.
Завидев Кастерака, юная девушка весело к нему подбежала и спросила, с чем он пожаловал. После первых приветствий, Маринетта обратилась к Эрмине и сказала: – Мадам, я пришла спросить, сможете ли вы принять господина, явившегося с визитом.
– Кто он?
– Господин де Самазан.
– Пусть войдет, – сказала Эрмина.
А когда Маринетта повернулась, чтобы отправиться за Семиланом, мадам де Сентак добавила: – Когда господин де Семилан переступит порог этой комнаты, вы сядете рядом со мной. Это будет нелишне.
– Как вам будет угодно, мадам.
Маринетта ввела в салон бандита, который, впрочем, отвесил весьма грациозный поклон. Он напустил на себя смиренный вид, будто человек, совершивший глупость. И именно об этой глупости тут же завел разговор Кастерак, начавший очень сомневаться в благих намерениях означенного Самазана.
После обмена парой банальных фраз Гонтран спросил его:
