Хлеб печали - Станислава Радецкая
Глава двадцать вторая. Руди. Заботы
Суд над старухой прошел так, как Руди и ожидал. Она едва не скончалась под пытками, не сознавшись ни в чем, но это лишь укрепило веру судей в то, что старухе помогает не иначе как сам дьявол. По старому обычаю - после пыток огнем (к ее рукам три раза приложили раскаленный железный прут, и палач нарочно медлил, будто ему было неясно, появится или нет на коже ожог) и землей (на грудь старухе положили доску, на которую навалили камней; старческие кости хрупки, и Руди распорядился, чтобы вес груза не превышал вес ребенка семи лет, чтобы не раздавить Магде грудную клетку), старуху следовало испытать водой, однако после того, как целых две недели лил сильный дождь, река вышла из берегов, и к ней было невозможно подойти, чтобы совершить правосудие. Дождь залил подвалы тюремной башни, и обнаглевшие крысы перебрались в городской амбар, спасаясь от стихии. Двадцать восемь кошек-крысоловок оказались бессильны перед мириадами зубастых тварей, и большая часть зерна пропала.
Пока горожане волновались, составляя петицию императору об уменьшении пошлин для купцов в их княжестве и требуя смерти ведьме, которая наслала на их земли тридцать три несчастья; пока императорские вербовщики заманивали крестьян в армию, обещая золотые горы (однако стоило угостить любого из них кружечкой пива, как они начинали поносить армию на все лады, жалуясь на скупость владельцев полков, вшей, ломоту в костях и на постоянные поражения, которые терпели императорские фельдмаршалы от турок); пока те, кто лишился крова из-за свирепой стихии, тянулись в город за пищей и сочувствием (некоторым пришлось так туго, что не все смогли добраться до города, и приходилось посылать телегу, чтобы забрать трупы тех, кто умер по дороге от голода и болезней) – все это время Руди ломал себе голову, как закончить позорную историю с ведьмой, в которую он влез из-за своего стремления доказать, что любой суд можно совершить быстро, и крестьянские волнения чаще всего вызваны не ведьмами, а цепью печальных и страшных случайностей. «Я уже слишком стар, - говорил он себе, пытаясь оправдать свои неудачи и свою жалость к строптивой старухе. – Нельзя все решать огнем и пытками. Скорее бы закончить это дело и назад! В Вену, Рим, Париж – все равно куда, лишь бы подальше отсюда!». Противореча своему желанию не усугублять сделанное, он послал Магде доктора, чтобы облегчить ее страдания после пыток и нанял десять соглядатаев, чтобы докладывали ему о всем, что творится в округе, а, между делом, искали бы маленькую беленькую девочку – которая одновременно была и ведьмой (бывший тюремщик сознался в этом: он говорил, что она умела исцелять дьявольской силой от многих хворей), и внучкой Магды.
Анна, точно в пику ему, отдалилась от него, посвящая все время племяннице, которая почему-то изрядно притихла в своей неприязни. Ходили неясные слухи, что ее чуть было не похитил волк, но все слуги в ее доме уклончиво отвечали, что ничего такого не видели, не знают и в тот день занимались своими делами. Руди видел, что в доме, за который в месяц она отдавала такую же сумму, какую платил его отец за полгода скромной жизни, меняли рамы в окнах, но Анна объяснила ему, что старые рамы рассохлись, в них задувал ветер, и в холодные ночи тепло уходило из дома. Ему хотелось ей верить, но, несмотря на то, что он был ей очарован, Руди знал, что Анна фон Дитценроде себе на уме и преследует некие собственные цели, о которых она не рассказывала никому. По старой привычке он знал и то, что человека, который не говорит всей правды, должно держать на примете и не доверять ему лишний раз, но как все же трудно, когда ум и сердце не желают прийти к согласию.
В окрестностях теперь часто встречали большого волка, по-видимому, того же, которого Руди пугнул во время прогулки; описывали его по-разному: одним он казался серым, другие уверяли, что его шерсть черна как уголь. Однако зверь больше не подходил близко, если видел людей, и пошли слухи, что это не просто ведьмак, а дух, которого Господь наслал на христиан за их злобу и прегрешения. Сколько бы ни повторял священник во время мессы, окуривая крест и алтарь: «прими нас кающимися и скромными, Господь Бог, и пусть наши дары придутся Тебе по нраву», волк оставался рядом и нападал на скот, порой калеча овец ради забавы. Плохо, плохо было жить в те дни людям, и все беседы сводились к тому, что на них пало проклятье Господне, и что скоро наступит конец света, а за ним - Судный День. Руди знал, что один из самых тяжелых грехов – страх, потому что страх появляется в отсутствии веры, но он был бессилен вернуть веру всем заблудшим, сколько бы ни проповедовал слово Божие словом и делом.
В один из дождливых дней, примерно через неделю после того, как палач подверг ведьму последнему испытанию, он встал с головной болью: то ли от спертого воздуха, то ли от того, что переутомил глаза, читая на ночь городские книги за последние пятьдесят лет, напечатанные убористым угловатым шрифтом – издалека казалось, будто какой-то шалун опрокинул чернильницу на бумагу, так тесно друг к другу стояли вытянутые толстые буквы. Обуреваемый тяжелыми мыслями о том, как жесток может быть Господь («в пустыне падут тела ваши, и все вы, роптавшие на меня, не увидите земли обетованной»), перед завтраком Руди прочел молитву, прежде чем взяться за ложку. День был постный, и слуга принес только плошку холодной каши и ломоть хлеба, но эта скромная трапеза не вызывала у Руди радости, которая порой возникала, когда он воздерживался от земных искушений. А от искушений обойтись было трудно, поскольку теперь, приняв сан почетного судьи, он жил в доме богатого купца, в самом сердце города, и его окно выходило на узкую и тихую улицу, на которой можно было найти глубокую тень в самый жаркий день, но в
