Александр Байгушев - Партийная разведка

В этот момент мы проиграли!

Дальше всё катилось по инерции. Всё было подготовлено, и День народного гнева мы уже не могли перенести. Но внутренне мы уже всё знали, что «всенародно избранного» только приструним, а под «большого чечена» — из огня да в полымя! — дудки-с, ни за что не пойдём. Побузим, острастку «Царю Борису» дадим, всему обществу политическую силу русского гнева продемонстрируем. Но и только — чеченцу власть над всеми нами своими руками не передадим. Второго великого кавказца да ещё чечена на шею нам, русским, не надо!

Согласно теории катастроф есть понятие критической массы, когда никакой ОМОН (свезённый со всей страны после предательского сигнала Зюганова!) уже не в силах сдержать толпу. В воскресенье 3-го октября с утра, казалось, весь город высыпал на улицу. День был прекрасный, тёплый. Вдоль Садового кольца, по которому было назначено шествие, народ стоял сплошной стеной, флагов пока не было, их держали наготове, но свёрнутыми, чтобы не дразнить заранеё гусей. А народу всё прибывало и прибывало. Такого людского потока ещё никогда не было. Было ясно: покатится девятый вал, накроет с головой ОМОН и всё сметёт.

Мы приехали вместе с ответственным секретарём «Союза Русского Народа»… извиняюсь, «Славянского собора» Ларисой Андреевной Захаровой, моторной женщиной, смелой и прекрасным организатором — на Смоленскую площадь. Наши ребята уже стояли наготове. Накануне в субботу здесь была репетиция, стычка с ОМОНом

обошлась без жертв. Теперь ОМОН жался в проулке возле метро. Мы выскочили на проезжую часть, пробуя перекрыть движение. Машины сразу встали, словно были заранеё готовы к людской пробке. Но со стороны ОМОНа начали постреливать, в воздух. Атмосфера была раскалена до предела. Мы ушли с проезжей части. Было ещё не время.

Сели в троллейбус, проехали до Зубовской площади. Здесь тоже были наши парни и жался в проулке ОМОН. Та же стена народу. Та же молчаливая, приглушённая наэлектризованность на всё готовой толпы.

Так, вылезая на каждой остановке и проверяя готовность, мы с Ларисой Андреевной добрались до Октябрьской площади.

Пора было начинать Шествие гнева. Но народ всё прибывал и прибывал. Вскоре уже само человеческое море разлилось на проезжую часть, запрудило всё Садовое кольцо — и на Октябрьской, и перед парком Горького и дальше за мостом в сторону Зубовской было сплошное море людей. Только на самом мосту, перегораживая его проезжую часть, стоял островок ОМОНа со щитами и дубинками. Очень неудобно стоял — на виду. Стрелять — разорвут, скинут в реку. Их как-то само собой и скинули с моста, отобрав щиты и дубинки. Впрочем, они и не шибко сопротивлялись. Дали себя разоружить. Им «всенародно избранный» был уже тоже поперёк горла. Они, когда с работы приходят домой, — такие же люди, такую же всеобщую разруху вокруг себя видят.

Флаги развернули всё разом — красные, «черносотенные» черно-злато-белые, православные хоругви и иконы, бело-сине-красные флаги. Последних было немало. Многие демократические организации присоединились в общему шествию протеста. Всем здравомыслящим людям

«Царь Борис» был поперёк горла. В толпе черно шутили: «Самозваный царь Борис Годунов раскаялся, младенца зарезанного перед собой видел. — Этот не увидит, этот понашему, по-русски зенки зальёт, — а мы будем с голоду дохнуть в разваливающейся стране. Вот наградил нас аспидом Господь!»

Девятый вал повалил по Садовому в сторону Дома Советов — освобождать заложников-депутатов. Омоновцы бежали, бросая машины. На Смоленской была последняя стычка — смели заслон вполне профессионально. Когда мы повернули с Садового к Белому Дому, я шёл в первом ряду — рядом с нашими крепкими русскими парнями и крупным фактурным евреем с красивой черной вьющейся бородой и в черной хасидской шляпе. Мне он сказал, что он из свободных демократов, из партии мадам Новодворской, но дома вот не усидел:

— «Царь Борис», мол, всех достал и тут, мол, несмотря на наши партийные разногласия, — дело общее, надо чистить авгиевы конюшни.

Мы шли, а он всё повторял: «От художеств «Царя Бориса» и, главное, от тоскливой нищей жизни, что он подавляющему большинству народа, вместо освобождения, принёс, всё одинаково устали. Обещал привилегии отменить — не отменил. Собственность народную бездумно и бесчестно, кому попало, раздал, кто ухватил тот и пан, а остальных — девяносто процентов в нийще. Страну развалил: «Берите суверенитета, сколько проглотите!» Обещал на рельсы лечь, если жизнь не наладится, — не лёг. Какая ж тут свободная демократия? Тут катастрофа! Вот потому мы всё вместе протестуем!»

Мы размашисто шагали, почти бежали. Впереди замаячило оцепление вокруг Белого Дома. Но из оцепления не стреляли. Стрелять начали с крыши мэрии, что рядом,

почти вплотную с Белым Домом. Еврей упал. Потом у нас болтали, что якобы Кремль специально выписал группу снайперов из Израиля и рассадил на крышах вокруг Белого Дома. Странно: что же они не видели, что достают своего? Или своему ослушнику первому пуля?

Я подал еврею руку, он поднялся, его лишь, сбив шляпу, кроваво царапнуло.

Я закричал:

— Вперёд! В мёртвую зону от выстрелов. Прижимаемся к зданию мэрии.

Мы побежали, что есть силы, и всей полуобезумевшей толпой, разбив стёкла, вломились на первый этаж мэрии. Толпа хлынула вверх на её этажи, выламывая двери, разбивая и ломая всё подряд.

А с Садового кольца вал за валом валил и валил народ.

Оцепление вокруг Дома Советов побежало. В проходе между мэрией и Домом Советов стояли их машины, военные шофёры разбегались, оставив ключи зажигания. Машины захватывали, разворачивали:

— Едем брать «тель-авидение».

— Разворошим Гнездо Зла!

— Возьмём московский Тель-Авив!

— В Останкино! В Останкино!

— Народ, грузись в машины — поедем продажное тель-авидение сучить!

Приказов не было — была разбушевавшаяся святая стихия. Наши люди разве что чуть-чуть её направляли, в нужные моменты оказываясь впереди и ведя толпу за собой.

Я прошёл в Белый Дом, поднялся на внутренний балкон, выходивший во двор. На балконе стояли Руцкой, Константинов и Макашов. Генерал Макашов всё время делал какие-то распоряжения. Константинов вёл непрерывный митинг, выступая перед защитниками Дома Советов, толпившимися во дворе.

Я подошёл к Макашову, громко на весь балкон отрапортовал:

— Мой генерал! Задача выполнена! Блокада прорвана. Оцепления вокруг Белого Дома больше не существует. Разбежались. Попутно, мы не удержались и со страха, когда начали по нам стрелять, взяли с ходу мэрию. Там сейчас творится, чёрт знает что.