Машина знаний. Как неразумные идеи создали современную науку - Майкл Стревенс
Еще одним поводом усомниться в теории Коперника был его вывод о том, что Земля движется с огромной скоростью – за каждые 24 часа совершает полный оборот вокруг себя; за каждые 365 дней – вокруг Солнца (знаем, как нам известно теперь, скорость ее движения составляет около 110 тысяч километров в час). Но почему люди никогда не замечали этого движения? Ответ на это дает вторая революция, в области физики, сопровождавшая революцию в астрономии. Суть идеи, перевернувшей представления ученых о мироздании, заключалась в том, что когда человек или предмет движутся с приблизительно постоянной скоростью (как моря и леса вращаются вместе с Землей), совершенно не ощущают этой скорости; как бы быстро они ни двигались, им будет казаться, что они стоят на месте.
Человеческому уму было нелегко отказаться от идей о том, что Земля – центр Вселенной, небеса совершенны, а скорость осязаема. Этот интеллектуальный застой Кун объяснял косностью парадигмы. Однако Копернику все же удалось вырваться из ее удушающих объятий, и с тех пор парадигмы начали рушиться одна за другой. Закон всемирного тяготения Ньютона сменил концепцию Аристотеля, согласно которой камни падают на землю, потому что ищут свое место в центре Вселенной, а заодно опроверг различные представления средневековых философов. В XIX веке дарвиновская теория эволюции заменила креационистскую, согласно которой каждый вид был создан непосредственно Богом. В начале века двадцатого ньютоновской физике на смену пришли сначала эйнштейновская теория относительности, а затем – квантовая физика.
Как же это произошло? Как рушатся парадигмы? Ученые, работающие в рамках парадигмы, не стремятся подорвать ее. Напротив, согласно Куну, они даже не подозревают, что ее вообще можно подорвать, или, по крайней мере, не рассматривают опровержение парадигмы как некую ценность: «Нормальная наука… основывается на предположении, что научное сообщество знает, как устроен мир… [Она] не стремится к новизне фактов или теорий и, в случае успеха, не находит ничего». Но, как ни парадоксально, сама приверженность ученых парадигме может привести к ее разрушению: ученые добросовестно исследуют мир в рамках принятой ими картины, но рано или поздно при этом встречаются с неразрешимыми проблемами, поскольку в рамках ошибочной концепции мироздания ответа на их вопросы не существует. В теории парадигма гарантирует, что применение определенных методов гарантирует решение поставленных задач, однако гораздо чаще строгое следование методу приводит к вопросам, проблемам, несоответствиям, нестыковкам. Планеты отклоняются от предписанных им путей; при археологических раскопках обнаруживаются окаменелости, свидетельствующие о том, что предки человека имели поразительное сходство с обезьянами; свет ухитряется существовать как частица и как волна одновременно. В конечном счете происходит то, что Кун называет кризисом: прогрессирующее падение веры исследователей в силу парадигмы.
Без этой веры судьба куновского ученого печальна. Единственный способ заниматься наукой – тот, что содержался в прежней, умирающей, парадигме. Таким образом, вера ученых в собственные концепции гаснет, но если они хотят и дальше оставаться учеными, они должны оставаться в рамках собственного определения науки и научного метода.
В таком состоянии идеи могут находиться десятилетиями и даже дольше – пока не явится какой-нибудь провидец, терзаемый кризисом, и не сумеет избавиться от притяжения старых идей; новый способ мышления и действования приходит к нему «в одночасье, иногда посреди ночи». Господствующая парадигма наконец сталкивается с конкурирующей. Учитывая очевидные недостатки уже устаревшей концепции, ученые, казалось бы, должны жадно цепляться за любую многообещающую альтернативу. Однако, согласно куновскому пониманию научного мышления, приверженец одной парадигмы не может оценить или даже понять значение другой. (Кун пишет, что создатели новых парадигм не поддаются влиянию старых не в последнюю очередь потому, что «либо очень молоды, либо неопытны в этой сфере».)
Примерно в таком затруднительном положении ощущали себя ученые, выросшие в рамках старой парадигмы, когда Коперник опроверг геоцентрическую теорию Птолемея или когда открытия Эйнштейна вступили в противоречие с ньютоновской физикой. Они знали, что что-то пошло не так. Их парадигма перестала приносить пользу. Усталость и растерянность взяли верх. В то же время они знали, что существует новая парадигма. Не понимая тезисов новой картины мира они, тем не менее, видели, что у ее последователей есть тот энтузиазм и радость открытия, которые исчезли из их собственной интеллектуальной жизни. Что же они могли с этим сделать?
Некоторые приверженцы старой парадигмы, говорит Кун, умрут разочарованными. Некоторые будут бороться с новыми теориями до конца. Но будут и немногочисленные отступники, которые откажутся от старой парадигмы и перейдут к новой. Они вступят в диалог со сторонниками новой парадигмы или займутся изучением ее основ. И в конце концов, если в умах этих отступников сложится правильная картина, новые учения придут на смену старым. Ученый претерпит то, что Кун называет «опытом конверсии».
Если новая парадигма окажется достаточно плодотворной, а ее последователи – достаточно деятельными, то в конечном счете большинство приверженцев старой парадигмы, почувствовав, что рушатся самые основы их жизни, устремятся навстречу новым теориям и новой парадигме. И тогда наконец произойдет научная революция.
Кун возмутил мир своей картиной революционных изменений в науке. Прежние историки и философы рассматривали научные изменения как процесс в первую очередь рациональный: идеи Коперника, Кеплера, Галилея, Ньютона, какими бы радикальными они ни были, были приняты в первую очередь потому, что они явно превосходили старые как в стройности концепций, объясняющих мир, так и в своем прогностическом потенциале.
Но если Кун прав, то это представление о сути научного прогресса должно быть ошибочной, поскольку, по мнению Куна, сравнение парадигм в принципе невозможно: «Когда ученые вступают в спор о том, какая парадигма лучше, их рассуждения выглядят как бесконечные блуждания по замкнутому кругу». Возможно, если бы у каждого человека было два мозга, у нас появилась бы возможность сравнивать парадигмы друг с другом. Но в одном человеческом мозгу есть место всего для одной парадигмы. Вы не можете одновременно быть приверженцем аристотелевской и ньютоновской физики, как не можете одновременно быть праведным католиком и ревностным мусульманином. Кун писал даже, что аристотелевцы и ньютонианцы живут в разных мирах; вы вольны выбрать любой из них, но не сможете существовать в обоих одновременно. Следовательно, рациональное сравнение конкурирующих парадигм – нечто, чего попросту не может существовать.
Рисунок 1.4. Чтобы понять разные парадигмы, требуется несколько разумов. Портрет Томаса Куна, созданный Биллом Пирсом для журнала Life
Вместо логической оценки Кун предлагает прыжок веры: стремительный рывок сквозь пустоту от традиционного взгляда
