Станислав Вольский - Завоеватели
III
Так прошло девять лет. Каждый год Франсиско уходил весной со стадами в горы и возвращался в Трухильо лишь поздней осенью. С братьями он не очень ладил, с городскими подростками тоже. «Разве вы что-нибудь понимаете? — говорил он им. — Волка затравить не умеете, от медведя бежите, попадете в горы — заблудитесь. Далеко вам до Франсиско Пизарро!» И сверстники его решили, что Франсиско — гордый, хитрый, весь в отца, и что такому парню пальца в рот не клади. Во всем городе только один друг и был у Франсиско — старый дон Антонио. Франсиско частенько заходил к нему, и падре читал ему старые книги, где рассказывалось о далеких путешествиях, необыкновенных странах, приключениях рыцарей, битвах и осадах городов Франсиско слушал с раскрытым ртом, а потом всю ночь видел во сне, как он во главе отряда штурмует крепость или завоевывает целое царство.
И вот опять наступил веселый троицын день. В этом году он пришелся на пятнадцатое мая, как раз накануне того дня, когда надо было выгонять скот в горы. В знойной Испании лето наступает рано, и на лугах около города трава уже потеряла свой свежий весенний блеск, цветы отцвели, и над стадами роями носились мучители-оводы.
— Пора, пора! — торопил старый Педро. — Бланка начала по ночам выть, а это верный знак, что надо итти в горы.
— Еще через день, — сказал Гонзало Пизарро. — Выгнать скот после духова дня — все лето будет удача. Это верная примета.
Так и порешили.
Последний день гулял Франсиско Пизарро в родном городе. Он стал крепким смуглолицым девятнадцатилетним парнем, с легкой походкой и быстрыми, кошачьими движениями. Он был силен и ловок, и редко встречались люди, которых бы он не поборол. Он мог выпить, не пьянея, шесть бутылок старого крепкого вина, но пить не любил, а больше любил слушать, что говорят люди, и наблюдать, как и что они делают. Девушки засматривались на него, но он не обращал на них внимания и казался погруженным в свои мысли. «Гордый, гордый Франсиско Пизарро, весь в отца, — повторяли трухильцы. — А гордиться бы ему и не пристало: куртка в заплатах, плащ весь в дырах, людей угостить не на что. Да и после смерти отца все перейдет к старшим братьям, и достанется ему ломаный грош».
Франсиско это отлично знал. В троицын день, когда все кругом ели, пили и веселились, он один ходил мрачный и нахмуренный. «Сейчас у меня в кармане три реала, — думал он. — И через год будет три реала. И еще через год будет три реала. Так всю жизнь и прохожу полунищим. Не стоит так жить. Разве разбойником сделаться? Только повесят скоро. А может быть, и не повесят?»
— Эй, красавец, давай-ка сюда руку, я тебе погадаю, — раздался вдруг сзади него голос. — Все скажу, чего сердце хочет, и что в жизни найдешь, тоже скажу.
Франсиско оглянулся. За ним стояла старая, сгорбленная цыганка и смотрела на него, как ему показалось, особенно пристальным взглядом. Франсиско, как и все люди того времени, был суеверен. Он твердо верил, что-все цыганки — ведьмы и что сатана по дружбе открывает им будущее. Он незаметно перекрестился под плащом, чтобы не сглазила старуха, и протянул цыганке руку.
— Ну, гадай, старая, — сказал он. — Только больше трех мараведи[7] не дам.
— Большое будет у тебя счастье, — затараторила нараспев старуха, рассматривая ладонь юноши. — Хочешь ты денег — много будет у тебя денег. Ой, много! Золото будешь пригоршнями бросать, а на серебро и смотреть не захочешь. Станешь большим человеком, и кого захочешь — казнишь, кого захочешь — помилуешь. И красавиц у тебя будет много, ой, как много будет! Одна будет черная, другая белокурая, третья рыжая. Каких захочешь, такие и будут. И дети у тебя будут все красавцы, один к одному. А проживешь ты долго, так долго, как и не думаешь. Только опасайся двух людей: одного с черным глазом, другого с серым. А чтобы все исполнилось, что я сказала, дай еще два мараведи!
Франсиско не знал, что цыганка всем молодым людям говорила то же самое, потому что все они желали богатства, славы и красивой жены. Он думал, что только на его руке прочла старуха такую замечательную судьбу. Он дал ей пять мараведи и сразу почувствовал себя спокойнее. Пошатавшись по площади, Франсиско зашел на постоялый двор.
Там было людно и шумно. Все скамейки оказались заняты. Особенно много народу собралось около одного стола, за которым сидел высокий загорелый человек, что-то оживленно рассказывавший. То, что он говорил, по-видимому, было очень интересно, потому что за спиной сидевших тесным кольцом стояли слушатели, стараясь не проронить ни одного слова.
— Кто это? — спросил шепотом Франсиско, протискавшись к столу.
— Солдат из отряда Колумба, — отвечал сосед. — Говорят, они за морем Индию открыли, вот он оттуда прямо и приехал.
— Ехали мы долго, — продолжал рассказ приезжий солдат. — Ехали, ехали и вдруг попали в такое место — ни туда, ни сюда. Не вода, а студень. Даже и не студень, а какая-то зеленая каша. Сунешь в нее весло, оно так торчмя и стоит. Ну, и застряли мы тут. Дней, наверное, восемь простояли, пока не поднялся шторм и не унес эту зеленую нечисть. А были это просто водоросли. Едем, а земли нет и нет. Уж все мы съели, даже солонина на исходе, и пресной воды чуть-чуть осталось. Капитан ходит хмурый, ругается, монахи день и ночь молебны служат, а толку никакого не видать… Наконец рано утром с мачты кричит вахтенный матрос: «Земля! Земля!» И в самом деле, оказалась земля — большущий остров, пальмы на нем растут и голые люди ходят.
— Вот бесстыжие-то! — крикнул один из слушателей.
— Некрещеные, оттого и голые, — пояснил солдат. — Ну, мы сейчас махнули на шлюпке на берег и начали дикарям рассказывать, кто мы такие. «Мы, — говорим, — из Испании, а в Испании могущественный король, и сильнее его на свете нет». Дикари не понимают. Тогда мы привезли им с корабля цветных бус и показываем. А это, мол, вы понимаете? Поняли и просят еще. Мы стали знаками показывать, что есть хотим. Они тут же натащили нам фруктов. Пресвятая дева! Таких фруктов мы в Испании и не видывали, и слов у нас таких нет, чтобы их назвать. Разве, может быть, только в раю такими фруктами кормят святых, да и то не всех, а по выбору. Ну, поели мы, отдохнули, отслужили молебен, испанское знамя поставили, чтобы кто другой эту землю не захватил, и начали дикарей разглядывать. Смотрим — у них в ушах желтые серьги, а на шее желтые ожерелья. И что бы вы думали? Серьги-то и ожерелья из чистого золота!
— Ну и чудеса! — недоверчиво проговорил кто-то из слушателей. — Как же это — ходят голые, а золотые ожерелья носят? Я думал, они бедные, рубашки не на что купить, а оказывается, они богатые!
— Ты рубашек там не найдешь, хоть весь остров исходи, — толковал солдат. — Говорю тебе, некрещеные они, оттого и рубашек нет. Ну, так вот, наменяли мы у них на бусы целые пригоршни золота, запасли пресной воды, мяса, фруктов и поехали на другой остров. А этих островов там так много, как в старой шубе блох. Опять поставили знамя, отслужили молебен и золота наменяли. А потом подъехали к большущей земле и там увидели то же самое. Только мы до сих пор не знаем, остров это или материк. Может быть, это самая главная Индия и есть.
