Молодой Александр - Алекс Роусон
Современные Фивы раскинулись на невысоких холмах, которые, подобно Сфинксу, возвышаются над равнинами, поросшими зеленью возделываемой в этих краях петрушки и обрамленными далекими черными очертаниями гор Киферон (или Китерон) на юге. Сегодня это небольшой, но оживленный провинциальный городок. Крутые бока Кадмеи напоминают чашу перевернутой лиры, покрытую домами, магазинами и плотной сеткой улиц, многие из которых названы в честь бывших знаменитых фиванцев: дорога Геракла, улица Пиндара. Раскопки здесь проводились фрагментарно, там, где позволяла имеющаяся застройка. Среди высотных зданий мелькают лишь несколько островков археологических памятников, остальные либо разрушены, либо до сих пор лежат под землей. От богатых конями Фив, семивратных Фив, города прекрасных танцев, мало что осталось[917].
Александр прибыл к стенам города в конце сентября. Прошел почти год с тех пор, как молодой царь в последний раз видел Фивы и его демонстрация силы успешно изгнала любые мысли о восстании. Он, несомненно, надеялся, что его возвращение приведет к такому же результату. Армия встала лагерем у святилища Иолая, спутника Геракла, которое лежит где-то к северо-востоку от города, так до сих пор и не найденное. Здесь Александр ждал посольство с примирением, но фиванцы, не допускающие мысли о капитуляции, нанесли упреждающий удар. Небольшой объединенный отряд конницы и пехоты выступил из города, туча копий убила несколько македонян, прежде чем атаку отразили лучники Александра и легкая пехота[918]. Если Александр надеялся на быстрое и бескровное урегулирование, то можно предположить, что он испытал разочарование.
Фивы, вид на место древнего города. Фотография автора
Оборона Фив была значительной. Еще с бронзового века Кадмея была обнесена стенами. По преданию, их построили Амфион и Зет, сыновья Зевса: один использовал свою невероятную силу, чтобы собирать колоссальные камни, а другой поднимал и ставил их на место чудесными звуками лиры. В V веке до н. э. город получил дополнительную защиту – второе кольцо стен трехметровой толщины, окружавших территорию Больших Фив, с башнями по всей длине[919]. Но в этой мощной обороне было одно слабое место, и Александр о нем знал. На юге стены Кадмеи либо сходились со стенами Больших Фив, либо подходили к ним очень близко. Здесь было самое короткое расстояние до македонского гарнизона и лучшее место для атаки, которое также позволяло контролировать дорогу на Афины и отрезать любую возможность помощи извне. На второй день Александр двинул армию в обход города с флангов и занял наступательную позицию.
Фиванцы предвидели эту военную хитрость и укрепили участок двумя рядами частоколов, а возможно, и рвами, протянувшимися между двумя крайними выступами южных стен. Между ними они разместили свои основные силы кавалерии и пехоты. Рабы, беженцы и иноземные горожане, не являвшиеся гражданами (метеки), остались охранять стены. Тем временем основные отряды фиванцев продолжали оказывать давление на македонский гарнизон на Кадмее. Было крайне важно, чтобы осажденные на территории акрополя не смогли соединиться с войсками Александра вне стен города, поскольку фиванцы и так уже находились между молотом и наковальней.
Александр собрал осадные машины и три дня готовился к штурму. Однако он дал понять, что последний шанс заключить мир еще остается. К городским стенам был послан вестник с ультиматумом, что обычно предшествовало битве. Плутарх сообщает, что глашатай просил выдать зачинщиков восстания – Феникса и Профита – и предлагал прощение остальным, призывая их перейти на сторону Александра и наслаждаться общим для всех греков миром. У некоторых осажденных возникло искушение принять предложение, но вернувшиеся в город изгнанники убедили их продолжать сопротивление. Они ответили на требования Александра с напускной бравадой, запросив взамен головы командиров македонского гарнизона[920]. В качестве дополнительного оскорбления они назвали Всеобщий мир позором и не чем иным, как инструментом власти македонян над греками. Фиванцы заявили, что теперь выступают на стороне персов, и призывали всех греков присоединиться к ним и освободить Грецию от тирана и угнетателя. Диодор говорит, что эта тщательно продуманная колкость глубоко ранила Александра: он пришел в ярость и заявил, что обрушит на фиванцев самую суровую кару[921].
Два основных источника сведений о битве – сочинения Арриана и Диодора – различаются в описании того, что последовало за этим вызовом[922]. Диодор рассказывает, что Александр разделил свои силы на три части: первая должна была атаковать частокол, вторая – противостоять фиванской линии фронта, третья оставалась в резерве. Александр спланировал хорошо скоординированную атаку, которая началась с обычного сигнала трубы и боевого клича; прежде чем армия вступила в рукопашный бой, в небо взлетело множество дротиков. Однако Арриан, опираясь на Птолемея, говорит, что нападение началось с самовольного проявления храбрости, и его версия обладает определенным правдоподобием. Пердикка, который отвечал за охрану лагеря, а также за отряд тяжелой пехоты, атаковал частокол со своими людьми до того, как Александр дал общий сигнал к бою, – дыхание Ареса гнало воинов вперед. Им удалось пробить брешь в обороне и ворваться в ряды фиванцев. Аминта, сын Андромена, со своим отрядом быстро присоединился к Пердикке. Александр, предупрежденный об этом, собрал остальное войско для поддержки, послав на помощь авангарду лучников и агрианцев. Неистовому Пердикке удалось пробиться ко второму частоколу, но он был тяжело ранен, и солдаты унесли его в безопасное место. Как только обе стороны полностью вступили в бой, сражение стало особенно кровавым и жестоким.
Арриан – единственный, кто предоставил некоторые ключевые топографические подсказки о том, где именно происходили боевые действия. Он говорит, что македонянам удалось оттеснить защитников на углубленную в грунт дорогу, которая вела мимо святилища Геракла. Часть этого святилища была раскопана в 2004–2005 годах, оно лежит примерно в 40 метрах к югу от Кадмейской стены и ворот Электры, на современной улице Полиника[923]. Земля в этом месте круто поднимается к акрополю. Вероятно, здесь, спиной к внутреннему частоколу, собрались фиванцы, на карту было поставлено все, чем они дорожили: их город, семьи. Во весь голос подбадривая друг друга, они перешли в контратаку. Сначала им удалось добиться успеха. Эврибот, командир лучников Александра, был убит вместе с 70 своими людьми, свирепость фиванцев ошеломила македонян, и остальные бежали обратно к царю, который ждал в резерве с Щитоносцами. Преследуя отступающих, фиванцы сломали строй. Их кровь кипела, но теперь они столкнулись с Александром и плотной фалангой его лучших войск, и их решимость была сломлена непрерывно сменяющимся, волна за волной, потоком копий-сарис. Сильно уступая в численности и устав от борьбы, многие падали на дорогу и среди надгробий. Остальных оттеснили к одним из боковых ворот в стенах Больших Фив, возможно, где-то рядом с современным автовокзалом. В суматохе некоторые македоняне ворвались внутрь, прежде чем ворота успели закрыть. Вероятно, примерно в то же время кадмейскому гарнизону удалось вырваться из плена и присоединиться к битве[924].
Теперь защитники города были обречены. Диодор дает альтернативную версию, предполагая, что во время боя Александр заметил незащищенные задние ворота и послал Пердикку – Диодор тут впервые упоминает его имя – с отрядом, чтобы захватить их, что они
