Молодой Александр - Алекс Роусон
Александр любил представления и решил поставить спектакль для зрителей, расположившихся в амфитеатре окрестных гор. Его люди хорошо знали сценарий, который разыгрывали бесчисленное количество раз, пока готовились к кампании. Они приняли боевой порядок, фаланга выстроилась на 120 человек в глубину. На каждом крыле свои позиции заняли по 200 всадников. Заинтриговав публику, Александр начал отдавать команды. Пехота в полном молчании подняла сарисы вертикально, затем, повинуясь другому приказу, опустила их, как будто готовая к атаке. Затем воины взмахнули копьями вправо, влево, раскачиваясь, как пшеничное поле на легком летнем ветру. Иллирийцы с недоверием наблюдали, как македоняне двигались вперед, идеально сохраняя строй, поворачивали то в одну, то в другую сторону. Дисциплина, практика и координация поражали, воины действовали так, словно составляли одно тело, один разум. Заключительная часть представления была самой впечатляющей. Внезапно пехота слева превратилась в клин, концы их сарис нацелились на ближайших к ним иллирийцев в предгорьях. Возглавляющий ее Александр приказал атаковать. Растерянный противник не стал задерживаться и покинул позиции. Македоняне прервали молчание. Ударяя копьями о щиты, они теперь издавали пронзительный боевой клич: «Алалалалай!» Остальные иллирийцы отреагировали вполне ожидаемо, поспешно отступив к городским стенам. Блеф Александра сработал. Затем он обратил внимание на перевал позади него. Некоторые тавлантии все еще занимали холм на пути к перевалу. Александр собрал царскую охрану и кавалеристов-Спутников и атаковал противника. При приближении македонян тавлантии рассеялись, отступив в горы. Александр со своими товарищами занял эту передовую позицию для прикрытия, затем послал за агрианцами и лучниками и приступил к организации отступления.
Перевал был узкий и поросший лесом, ограниченный с одной стороны рекой, а с другой – высокой горой со скалами, спускавшимися к самой кромке воды. Места не хватало даже для того, чтобы идти вчетвером в ряд. Перевал Кангондж, через который протекает Деволи, может, и напоминает то, что описывает Арриан, но наносы, наводнения и вырубка лесов сильно изменили его внешний вид. Щитоносцы первыми пересекли реку, ступая по мелководью, а батальоны тяжелой пехоты последовали за ними. Рядом с противоположным берегом им приказали построиться и растянуть линию влево, чтобы, как только фаланга выйдет из воды, она выглядела сплошной. Иллирийцы, увидев незащищенный тыл македонской армии, решили, что пришло время атаковать. Александр подождал, пока они не окажутся достаточно близко, и нанес ответный удар с холма, а фаланга внизу, снова подняв боевой клич, начала продвигаться по воде. Под этой совместной атакой иллирийцы были вынуждены отступить. Теперь Александр приказал агрианцам и лучникам занять еще одну оборонительную позицию у реки, чтобы прикрыть отступление остальных частей. Он благополучно переправился через реку, но заметил, что некоторые из отставших снова подверглись нападению иллирийцев, которые преследовали их, как волки атакуют отбившихся от стада. Александр приказал лучникам стрелять с середины реки, чтобы обеспечить прикрытие. Заградительный огонь сработал, и иллирийцы снова рассеялись. Армия одолела перевал, не потеряв ни одного человека. Это был образец оборонительного маневрирования.
Перевал Кангондж
Как только Александр благополучно вывел армию, он сразу же начал планировать возвращение. Атака должна быть внезапной – наиболее эффективная тактика против плохо организованных и недисциплинированных сил. Прошло три дня, прежде чем разведчики сообщили, что оборона иллирийцев достаточно ослабла. Они расположились лагерем за пределами города без защитного частокола или рва, без сторожевых постов, а линия растянулась по предгорьям и равнине. Александр в сопровождении верных агрианцев, Щитоносцев, лучников и двух батальонов тяжелой пехоты ночью переправился через реку, отдав приказ остальным войскам следовать за ними, когда они уже возьмут под контроль переправу. Однако, достигнув неприятельского лагеря, Александр решил не ждать остальные части, а начать штурм теми силами, которыми он уже располагал. Легкие отряды прокрались среди тлеющих костров, палаток и спящих на земле людей. Многих убивали на месте, других брали в заложники. Некоторым удалось собраться: они, полусонные, внезапно оказались лицом к лицу с надвигающейся фалангой, выстроившейся глубоким строем, и с элитным отрядом Щитоносцев, атаковавших с флангов. Это был разгром. Клит покинул Пеллион и, уходя, сжег город дотла. Македоняне преследовали Главкия и его войско до окрестных гор, через которые те сбежали и вернулись на свою территорию. Дальше Александр за ними не пошел, цель была достигнута, и дальнейших угроз ожидать не приходилось. До конца его правления иллирийцы не доставляли проблем.
Это не крупная кавалерийская победа, как в более поздних битвах Александра в Персии, и не результат успешной осады, медленно сокрушавшей врага точильным камнем македонской силы. Это была тайная атака, ночной рейд, проведенный опытными воинами, которые молча подчинялись командам своего лидера. Это пример того, как уже с самых ранних пор Александр глубоко понимал стратегию и умел приспосабливаться к любым обстоятельствам, желая во что бы то ни стало выйти победителем. Для армии это было первое знакомство с грядущими событиями. Под его руководством они не проиграли ни одной битвы.
В заключении к «Анабасису» Арриан останавливается ненадолго, чтобы рассмотреть ключевые составляющие, которые сделали Александра непревзойденным полководцем:
Он обладал исключительной способностью в обстоятельствах темных увидеть то, что нужно: с редкой удачливостью заключал по имеющимся данным о том, какой исход вероятен; прекрасно знал, как построить, вооружить и снабдить всем необходимым войско. Как никто, умел он поднять дух у солдат, обнадежить их, уничтожить страх перед опасностью собственным бесстрашием. С решимостью непоколебимой действовал он в тех случаях, когда действовать приходилось на глазах у всех; ему не было равного в умении обойти врага и предупредить его действия раньше, чем мог возникнуть страх перед ним[894].
Отличительной чертой полководческого искусства Александра, очевидной с самого начала его правления, было умение подавать пример. Он не просил своих людей ни о чем таком, за что бы не взялся сам. По словам Плутарха, он считал, что смелость может одержать победу над удачей, отвага – над превосходящей силой[895]. Соперничество и соревновательность были приняты в македонском обществе, и Александр, как царь, стремился доказать, что он лучший; если бы не его ранняя смерть, полагает Арриан, он продолжал бы побеждать, соревнуясь с самим собой, поскольку равного соперника у него не было[896]. Такой гомеровский дух пронизывал войско, распространяясь на всех уровнях, и Александр вознаграждал отдельных лиц и отряды за храбрость, навсегда укрепляя среди них тягу к превосходству.
Однако порой его честолюбие и готовность вести прямую лобовую атаку перерастали в безрассудство, что вызывало упреки от его друзей. Арриан считал, что «ярость в бою и страсть к славе заставили его, как и других, превзойти любую другую форму удовольствия, и что ему не хватало здравомыслия, чтобы уберечься от опасностей»[897]. В Иллирии он получил первые раны, зафиксированные у античных авторов: его голову поразили камнем, а шею – дубиной[898]. Как и в случае с Филиппом, его тело стало биографией войн, каждый шрам – воспоминанием, каждая шишка и мозоль – поверженным врагом. Но его храбрость в бою, а также готовность разделять со своими людьми трудности похода имели решающее значение для поддержания высокого боевого духа, и за это его и любили.
Отчеты о правлении Александра изобилуют рассказами, которые передавались последующим поколениям как примеры настоящего лидерства. После боя он навещал раненых, осматривал их травмы и делился военными историями. По словам Курция, он тренировался вместе с солдатами, и его одежда и манера поведения мало чем отличались от других; такими поступками, несмотря на свою молодость, Александр заслужил всеобщую любовь и уважение[899]. В дальних переходах он часто шел пешком, к таким подвигам Леонид
