Вера Космолинская - Смех баньши
И мы направились к кострам, хором распевая:
…вовеки не умретСвятая наша тайна —Наш вересковый мед!..
Ночь только начиналась. Мы являлись и снова исчезали, как чертики из коробочки, ловко увиливая от заботливых друидов и прочих заинтересованных личностей. Все это напоминало игру в прятки, салочки и ручеек одновременно. Мы опять все разбежались, появившийся было на минутку Бран попытался напомнить мне об осторожности, на случай, если я вдруг о ней забыл. Я напомнил ему об адских гончих и прочем священном ореоле, и снова его оставил, решив на этот раз особенно хорошо уединиться, чтобы поговорить с дальним берегом. Олаф, связывавшийся с ним недавно, заверил меня, что там пока никто не спит. Меж тем, с ними связывались уже все кроме меня: форменный непорядок, но мне хотелось напоследок кое-что уточнить, в том числе у тех же друидов, а прежде я был просто занят по уши.
«Всем привет, у меня есть кое-какие идеи по поводу вашей легенды… Так и знал, что вам понравится!..»
Вскоре, однако, связь пришлось прервать и припрятать передатчик, так как я заприметил «хвост». Впрочем, главное уже было сказано, и замяты оказались только всякие шуточки по поводу мании величия. Я был уверен, что «хвост» ничего не разобрал из того, что я говорил, к тому же достаточно тихо. Да и разглядев его, я очень засомневался в его недобрых намерениях. В бледных отсветах вырисовался силуэт — щупленький парнишка, робко и тихо крадущийся за мной, оглядываясь и вытягивая шею. Дело было на лесной опушке. Я притворился деревом, заслонившись не таким уж толстым стволом — в густой тени все равно невозможно было что-либо разобрать, и стал с любопытством наблюдать, что он предпримет дальше. Мальчик поглядел в одну сторону, в другую, но никого не увидел и не услышал. Его плечи поникли, и я услышал звук, очень похожий на всхлип, тем более что он поднял руку и потер глаза, и снова всхлипнул. Совсем не зловеще.
— Эй, — позвал я тихонько. — Кого-то потерял?
Он отпрянул, втянув воздух так, что тот застрял у него в горле и вскинулся, будто не зная, в какую сторону бежать. Но не убежал. Перевел дух, и в свою очередь окликнул тонким дрогнувшим голосом:
— Артур?.. Милорд?..
— Минутку, — сказал я, выбираясь из редкого подлеска и подходя к нему. — Я тебя знаю. Ты принц Лотианский, верно?
Он едва заметно шмыгнул носом и довольно чопорно склонил голову.
— Меня зовут Гарет, милорд. — И опять его голос слегка предательски задрожал. Его и самого била тонкая дрожь. Меня он, что ли, боится? Впрочем, наша собачка кого только не впечатлила. Только зачем тогда ходить за мной и всхлипывать? Я решил не обращать внимания, чтобы не обижать его. И так Гарет не производил впечатления счастливого ребенка.
— Почему ты один, Гарет? Разве принцам можно так ходить по ночам, когда вокруг может быть полно врагов?
Он поднял голову. Его лицо напоминало в темноте хрупкую полупрозрачную алебастровую маску с провалами вместо глаз.
— Ты же ходишь.
— Я немножко старше.
— Значит, и врагов у тебя должно быть больше, — он слегка недоуменно пожал плечами.
Я подавил невольный смешок. Забавный парнишка.
— Интересно ты говоришь, Гарет.
— Так мама говорит, — пояснил он без тени веселья.
— Мама говорит?
— Да. Она на самом деле твоя сестра?
— Так говорят.
— Она хотела бы поговорить с тобой.
— Вот как? О чем?
— Ну, она ведь твоя сестра.
— Логично.
Мы замолчали. Гарет в темноте смотрел на меня, я смотрел на него. Мы оба мало что видели.
— Сейчас? — спросил я наконец.
— Сейчас, — кивнул Гарет. — Ты пойдешь со мной, милорд?
Я рассеянно потер один из своих браслетов, снимая кое-что с предохранителя. Так, на всякий случай. Хотя лучше будет этим не пользоваться без крайней необходимости.
— Значит, так, — проговорил я со вздохом. — Она послала тебя в ночь, одного. И видно, очень рассердится, если ты и вернешься один, без того, за кем тебя послали.
Гарет молчал. Кажется, он сдерживал слезы.
— Я пойду с тобой, — сказал я. — Хотя бы затем, чтобы спросить, о чем она думала, посылая тебя неизвестно куда в лес искать волков.
— Я не боюсь волков, — проворчал Гарет. — У меня есть кинжал.
— А у волков есть зубы. Homo homini lupus est. Ты знаешь, что это значит?
— Человек человеку волк, — без запинки ответил Гарет.
— Твоя мама, наверное, часто тебе так говорит.
Я услышал как он удивленно выдохнул.
— Откуда ты знаешь?
— Ну, раз она моя сестра. И где она меня ждет?
— В праздничном шатре, одном из тех, что подальше от костров.
— Ладно, веди. Я за тобой.
Мы двинулись в путь через заросли уже высокой травы, тяжелой и влажной от росы. Стрекотали насекомые, мерцали яркие звезды, звуки и огни праздника казались отдаленными и отстраненными. Я и впрямь далеко от них зашел. И к шатрам мы подойдем, так толком к ним и не приблизившись.
— Получается, что ты мой дядя, — задумчиво проговорил Гарет, немного удивленно.
— Получается, — не стал я спорить.
— А где ты был все это время?
— Далеко отсюда. Примерно, как до луны. Может, как-нибудь расскажу, если будет время.
— Ты очень странный.
— Это только кажется.
— Почему?
— Потому что все мы совсем не такие, какими кажемся.
Он опять замолчал, о чем-то задумавшись.
— Ты все равно странный. Говоришь со мной как со взрослым. Вернее — нет, будто желаешь мне добра. Не в словах. Как-то по другому. По-моему, ты вообще добрый.
— Это странно?
— Для короля. Меня учат совсем другому.
— Ты меня просто совсем не знаешь, Гарет.
— Вот это и странно. С другими людьми мне все ясно.
Я тихо хмыкнул и ничего не ответил, прикусив язык. С этим парнишкой определенно надо держать ухо востро. Заплетает в слова как в кружева. И вроде бы, совершенно невинно. Занятный племянничек.
Из темноты выступила фигура с копьем наперевес и щитом. Гарет негромко не то фыркнул, не то мяукнул, и как-то особенно махнул рукой. Фигура исчезла, чуть прошуршав травой. Подобное шуршание повторилось еще пару раз, прежде чем мы смогли дотронуться до шелковистого полога, тепло светящегося изнутри как розово-золотистая раковина, которую пронизывает солнце. Праздничный павильон королевы Лотианской — гримерная актрисы-примы.
Гарет скользнул внутрь и почти в то же мгновение снова приподнял полог, приглашая меня войти. В ночной прохладе из открытого шатра так и дохнуло густым теплом, скопившимся от масляных светильников, доверху наполненных ароматным маслом. Запах жимолости, меда и роз обволакивал все будто сахарная вата, причем изрядно подтаявшая.