Мор Йокаи - Когда мы состаримся
— А где кольцо?
Мелани залилась краской. Ципра же ужасно побледнела. Сам ад разверзся перед её широко раскрытыми глазами.
XVII. Дама в зелёном
Пока мог, Лоранд оттягивал объяснение с Деже, с которым предстояло обсудить их общее дальнейшее поведение по прошествии десяти лет.
Мать и бабушка по истечении этого срока будут, конечно, торопить поскорее открыть им местопребывание внука и сына. И как только узнают и приедут — конец спасительному лицедейству. Счастливец Балинт Татраи вынужден будет сбросить маску и снова стать злосчастным Лорандом Аронфи, пред которым один лишь выбор: смерть или позор.
Взяв с Деже десять лет назад слово не выдавать родным его местонахождения, Лоранд втайне рассчитывал, что фатальное это обязательство будет соблюдаться и после его смерти. О ней будет знать только брат, а обеим женщинам вся история останется неизвестна. Деже и впредь будет их, уже привыкших к отсутствию Лоранда, держать в блаженном неведении, до скончания дней теша мыслью, будто рано или поздно сын постучится в родительские двери, — показывая им письма от него, когда он давно уже окажется там, откуда никаких вестей живущим не приходит. И добрые, доверчивые мать с бабушкой вновь и вновь будут накрывать на стол для долгожданного пришельца уже после того, как стакан его лопнет и разобьётся.[145]
И вот вместо этого ясного, холодного расчёта — какой-то горячечный сумбур!
Как теперь жить и радоваться жизни, счастьем наслаждаться?
Куда ни пойдёшь, везде влачишь за собой всё ту же цепь без начала, без конца; везде — на улице, в поле, дома — оказываешься в том же лабиринте.
Лоранд даже перестал замечать встречных, забывал, поздоровался или нет.
Вот головоломка: спастись, ускользнуть от тобою же данного слова, оградив свою тайну от всех. А собственная гордость, а память отца, который счастьем и жизнью пожертвовал в подобном же случае во имя чести; а материнская и бабушкина скорбь — разве этого они требуют, это велят? Как одолеть противников, столь могучих, одними слабыми руками любви?
Под силу ли Балинту Татраи отряхнуть с себя прошлое, его прах, который, подобно вязкому болотному илу, липнет к ногам Лоранда Аронфи?
Надвинув шляпу на глаза, он шёл, обуреваемый этими мыслями, вдоль деревенских заборов — и не заметил, как с противоположной стороны улицы прямо к нему устремилась через выбоины какая-то дама.
— Добрый день, Лоранд! — приблизясь, игриво воскликнула она.
При этом устрашающем имени молодой человек, вздрогнув, поднял голову.
— Ну да, ну да! — схватила его дама за руку с той весёлой уверенностью, какую даёт несомненность. — Я вас сразу узнала, хотя уже столько лет прошло. А вот вы меня, кажется, и узнавать не желаете, милый Лоранд!
О! Как же было её не узнать! Эрмина Бальнокхази…
Черты её лица сохраняли благородство, но былое достоинство и предупредительность в обращении уступили место той неприятной развязности, к которой привыкают женщины, слишком часто вынужденные с её помощью выходить из ложных положений. Дорожный туалет, хотя несколько помятый, выдавал прежнюю приверженность к моде.
— Вы — здесь? — изумился Лоранд.
— Да, как видите. Хотя совершенно случайно. Я только что от Шарвёльди. «Старик» готов, кажется, купить наше заложенное имение, которое я отсудила, вот я и приехала к нему. Заодно хочу дочку отсюда забрать.
— Да?
— Ну да. Она, бедная сиротка, давно уже мается тут у одного сумасброда. Но вы как будто боитесь меня. Предложили хотя бы руку, по этим проклятущим деревенским улицам невозможно без привычки ходить, одни кочки да ямы. Мы в Вене собираемся с ней жить, вот ещё почему я имение продаю.
— Да?
— Вдобавок и её будущий муж там живёт.
— Да?
— Вы его знаете, наверно: Пепи Дяли. Вы же когда-то с ним дружили?
— Да.
— О, он блестящую карьеру сделал! Важное теперь лицо. Очень далеко пошёл! До чего удачливый молодой человек, просто чудо.
— Да?
— Что это вы всё только «да» и «да». Расскажите лучше, как вы-то сюда попали? Почему вы здесь?
— Я ишпан, у господина Топанди на службе.
— На службе? Ха-ха-ха! У родственника своего?
— Он не знает, что я ему родственник.
— Инкогнито, значит? С тех самых пор? Впрочем, мне тоже с тех пор шестое имя приходится менять, так и езжу. Что же, похвально, похвально. Вот где мы, значит, с вами встречаемся. Но тем лучше: проводите по крайней мере к этому безбожнику, с вами собаки не тронут. Теперь-то хоть не убежите от меня?
Лоранду не по душе пришёлся этот небрежный тон, в котором она поминала прошлое, постыдное для них обоих.
Однако он остался достаточно вежлив: помог ей обойти лужи на дороге, под руку перевёл через попавшиеся им мостки.
При появлении Лоранда с незнакомкой Топанди с обеими девушками был как раз на веранде.
— Позвольте представить, — первым делом подвёл Лоранд гостью к Мелани, — вот та, о которой вы столько вздыхали… — И поворотясь к Топанди: — Её высокородие госпожа Бальнокхази!
В первую минуту Мелани даже не нашлась что сказать, только в удивлении смотрела на вновь прибывшую, будто с трудом узнавая. Та же бросилась к ней, с преувеличенной театральностью обнимая, прижимая к груди, целуя и рыдая, опускаясь на колени и едва не лишаясь чувств, опять и опять к себе прижимая… Совсем как в последних актах чувствительных мелодрам.
— Ой, как же ты похорошела! Чистый ангел! О Мелани, моя милая, единственная, обожаемая! За кого каждый день я молилась, о ком вспоминала каждую ночь! А ты? Скажи, ты вспоминала меня иногда?
— Потом, мама, после, когда будем одни, — сказала дочь ей на ухо.
Мать поняла это по-своему («о прозаических будничных делах — потом, наедине, а пока, на людях, надо плакать, обниматься и в обморок падать»). Так что сцена встречи чуть было не повторилась сначала, не пригласи Топанди со всей учтивостью гостью в комнаты, где побольше простора и прочих удобств для падания в обморок.
Но там гостья вдруг повеселела и разговорилась. Тысячу, миллион раз поблагодарила Топанди (этого старого полоумного нехристя) за то, что сберёг её единственное сокровище, приютил ребёнка. И огляделась, кого ещё поблагодарить.
— Позвольте, позвольте, — упрекнула она Лоранда, увидев Ципру, — что же вы меня не представите супруге?
Все пришли в полнейшее замешательство.
За исключением одного Топанди, который возразил со спокойным юмором:
— Это дочь моя. Она ещё не замужем.
— Ах! Простите за неловкость. Я думала, замужем. — Но она успела приметить, что Ципра смотрит на Лоранда взглядом верной жены. Превосходный случай уязвить сразу двоих (если не троих)! И, не раскаиваясь в своей оплошности, поспешила прибавить: — Ну, да ведь всё ещё впереди! Не так ли, милый Лоранд?