Николай Харин - Снова три мушкетера
— Скажите мне, кто этот мушкетер, ведь я лейтенант этой роты.
— Как? Вы лейтенант мушкетеров короля?!
— Это неудивительно, если принять во внимание, что хозяин дома капитан этой роты!
— Еще бы, конечно! Вы тысячу раз правы, господин д'Артаньян. Просто меня удивило это совпадение.
— Черт побери, я ничего не пойму! О каком совпадении вы толкуете?!
— У отца Мерсенна я несколько раз встречал его доброго приятеля мушкетера по имени Арамис. Мой хозяин по уходе гостя говорил мне, что этот человек — один из знаменитой четверки неразлучных. Он назвал мне ваше имя, сударь, а также имена господ Атоса…
— И Портоса, — со смехом закончил д'Артаньян. — Интересный францисканец приютил вас у себя. Давно ли вы видели Арамиса?
— Около полутора месяцев назад, сударь.
«Все сходится, — подумал гасконец. — Арамис заходил к монаху незадолго до своей поездки в Тур. Ах, наш друг набит секретами, подобно тому как кошелек ростовщика набит новенькими пистолями. Бесполезно пытаться их разгадать».
— Ну, что же! — сказал он вслух. — Если вам случится снова встретиться с ним у отца Мерсенна, передайте ему от меня привет.
— Как? А я-то думал, что вы и дня друг без друга не проводите! вскричал простодушный Персенн. — Простите меня, сударь, если я допустил какую-нибудь неловкость. Во всяком случае, так говорил о вас отец Мерсенн.
— Что вы, шевалье Персонн, — со вздохом сказал д'Артаньян. — Мне было очень приятно и любопытно побеседовать с вами.
Настроение гасконца испортилось окончательно. Он учтиво, но сухо распрощался с молодым человеком. Затем д'Артаньян вернулся к столу, за которым Атос с невозмутимым выражением лица продолжал методически обыгрывать своих партнеров.
«Атос сегодня в ударе — не стоит ему мешать», — решил гасконец и направился к выходу.
Холодный воздух взбодрил его, и мушкетер, вдохнув полной грудью, неторопливо зашагал по улице Старой Голубятни, на которой располагался дом, или вернее сказать — дворец г-на де Тревиля.
Было поздно. Сырой ветер рвал плащи редких прохожих. Однако дурная погода не слишком беспокоила нашего героя. Когда вы молоды и сильны, а жизнь ваша полна опасностей, организм нечувствителен к таким пустякам, как сырость и холод.
Молодой человек не успел прошагать и квартала, как позади послышались быстрые шаги. Кто-то твердой походкой догонял его.
Д'Артаньян обернулся и увидел Атоса.
— Как, это вы, Атос?
— Кто же еще! Вы исчезли в тот момент, когда господин де Тревиль рассказывал об очередной дуэли, случившейся в Париже на днях. Только я успел мысленно поздравить я с тем, что не перевелись еще в Париже благородные дворяне, презирающие указы кардинала, как вдруг вспомнил вас и поспешил на улицу. Впрочем, краем уха я слышал продолжение этой истории и понял, что поторопился. Радоваться оказалось нечему.
— В чем же там оказалось дело?
— Господин Буаробер выследил заговорщиков и доложил об этом кардиналу.
— Господин Буаробер выследил заговорщиков?!
— Он сообщил, что эти люди тайком собираются на квартире одного богатого буржуа. Его высокопреосвященство совсем уже собрался наградить господина Буаробера, а сборище арестовать, как вдруг выяснилось, что «тайные собрания» происходят на квартире известного всему Парижу господина Конрара, который в качестве любителя изящной словесности частенько приглашал к себе господ Годо, Шаплена и прочих, дабы беседовать о литературе.
Конрар сгоряча вызвал Буаробера на дуэль, но потом оба поразмыслили и решили, что гораздо безопаснее сделать так, чтобы известия о предстоящей дуэли достигли Ришелье, который приказал им помириться. Таким образом, заговорщики оказались литераторами, а господин Буаробер не знает, куда ему спрятать свой длинный нос, — над ним всюду смеются.
— Атос, мне, право, жаль, что из-за меня вы покинули такое веселое общество. Я никак не предполагал, что вы так быстро заметите мое отсутствие.
— Э-э, д'Артаньян! Ваше общество мне приятнее всех остальных, и я вовсе не желаю его лишиться преждевременно, — отвечал Атос серьезным тоном.
— Опять вы за свое!
— Вы направляетесь домой, д'Артаньян? — спросил Атос, не обращая внимания на легкую досаду товарища.
— Совершенно верно — я собираюсь пойти и лечь спать.
— В таком случае я провожу вас.
— Атос!
— Д'Артаньян, не надо меня отговаривать — я так хочу.
Гасконец, хорошо изучивший характер своего друга, понял, что сопротивляться бесполезно. Он взял Атоса под руку и позволил мушкетеру проводить себя до порога дома на улице Могильщиков.
Глава тридцать вторая
Улица Скверных Мальчишек
Время в Париже обладает свойством идти иначе, чем в провинции. Прошло всего два дня, но д'Артаньяну, погрузившемуся в служебные хлопоты и приготовления к походу, казалось, что он уже очень давно вернулся из Тура.
Король произвел смотр войскам и остался доволен. Его величество был всецело захвачен идеями его высокопреосвященства. Ришелье, благодаря своему превосходству, умело и не насилуя убеждений короля внушал ему свой образ мыслей.
Людовику XIII выпал жребий всегда пребывать в тени более сильной личности. В начале своего царствования король был затенен маршалом д'Анкром, павшим впоследствии от пули Витри. Но Людовик лишь переменил одну опеку на другую — убитого флорентийца сменил Альбер де Люинь.
После смерти де Люиня, последовавшей 14 декабря 1621 года, в государственный совет поступил Арман Жан Дюплесси Ришелье — человек, которому волею судьбы было дано переустроить Францию вновь. И под влиянием этого человека, пережив его лишь на несколько месяцев, король уже оставался всю жизнь.
Грозный кардинал постепенно становился полновластным хозяином королевства, успевая думать обо всем. Его высокопреосвященство обладал безжалостностью политика и великолепной памятью.
На третий день вечером д'Артаньян получил возможность лично убедиться в этом. Возвращаясь с дежурства, молодой человек обратил внимание на четыре темные фигуры, неотступно следовавшие за ним.
Д'Артаньян решил проверить свои подозрения, а они возникли у него, так как время было позднее. Он свернул в первый же переулок. Ускорив шаги, мушкетер отмерил квартал и, резко остановившись, обернулся назад.
Четверо закутанных в плащи незнакомцев последовали за ним.
Мы уже упоминали, что в те дни Париж рано закрывал свои двери и ставни. Несколько десятков фонарей, которые развешивались по распоряжению министра полиции, вряд ли могли существенно помочь горожанам добраться в темноте до своего места назначения невредимыми или, во всяком случае, неограбленными.
