Николай Харин - Снова три мушкетера
— Боже мой, но ведь улица Феру в двух шагах от Люксембурга. К счастью, твоя гасконская глотка устроена на славу. Ни мне, ни этим господам не пришлось напрягать слух, чтобы услышать тебя.
Д'Артаньяну было трудно говорить, и он только благодарно сжал руку Атоса.
Тем временем двое мушкетеров, подоспевших вместе с Атосом на выручку своему лейтенанту, занялись убитым товарищем — Д'Артаньян узнал его, это был Деманжон — молодой человек из хорошей семьи, недавно принятый в роту де Тревиля.
— Господа, примите мою искреннюю благодарность — вы спасли мне жизнь, — проговорил д'Артаньян.
Силы покидали его. Он чувствовал, что правый бок горит, как в огне. Видимо, ранение оказалось более серьезным, чем он думал.
— Я прошу вас позаботиться о несчастном Деманжоне.
— Мы сделаем это, господин д'Артаньян, — отвечал один из двух мушкетеров. — К счастью, мы не лишились сегодня своего лейтенанта.
С помощью Атоса д'Артаньян побрел прочь. Он потерял много крови.
— Кто были эти негодяи? Рошфор или Тур — вот что необходимо понять, прежде чем я обращусь к господину де Тревилю. Хотя я сделаю это в любом случае, — сказал Атос.
— Что вы сможете сказать господину де Тревилю, Атос? — слабо возразил гасконец, скрипя зубами при каждом шаге.
— Что, когда к лейтенанту мушкетеров его величества подсылают семерых наемных убийц, это следует считать происшествием чрезвычайным и требовать расследования дела.
— Но все они мертвы, и наверняка нападение припишут ночным грабителям, поверьте мне.
— Кой черт грабителям! — с мрачной угрозой в голосе вскричал Атос.
В этот момент д'Артаньян споткнулся о тело того из нападавших, кто первым нашел смерть от его шпаги. Оно лежало поодаль от места схватки, на углу улицы. Голубоватый лунный свет высвечивал лицо мервеца.
— Постойте! Это же тот самый!..
— Что такое?
— Это тот самый человек, Атос!
— Вы видели его раньше?!
— Да… помните… я вам рассказывал. В Туре… он был их начальником…
— Это он командовал людьми кардинала, которые хотели задержать вас у дома герцогини в Туре?!
— Да.
— В таком случае это не люди Рошфора. С вами посчитались за Тур.
— Да.
— Значит, вы снова заслонили собой Арамиса, друг мой. Этот человек погиб потому, что так и не понял своей ошибки. Он до последней секунды думал, что вы — это он.
— Да.
Эти три «да», произнесенные д'Артаньяном раз от раза все более тихим голосом, подсказали Атосу последующие действия. Он взял товарища в охапку и осторожно понес его к себе домой на улицу Феру.
Добравшись туда, Атос поднял на ноги весь дом, заставив хозяйку, сдававшую ему комнаты, обработать и перевязать раны д'Артаньяна, послал одного слугу за врачом г-на де Тревиля, другого домой к д'Артаньяну за Жемблу с приказанием последнему немедленно явиться на улицу Феру, захватив с собой тот самый чудодейственный бальзам.
Благодаря деятельности, которую развил Атос, через час у постели раненого появился опытный врач, г-н де Тревиль узнал, что на жизнь лейтенанта его роты покушалась шайка наемных убийц, а д'Артаньян, раны которого были промыты, смазаны снадобьем, принесенным перепуганным Жемблу, и перевязаны снова, на этот раз умелой рукой лекаря, — уснул.
Атос же лег лишь после того, как убедился, что все, что только возможно было сделать, сделано и его товарищ спит крепким сном.
Глава тридцать третья
Король и капитан
Утром королю доложили, что капитан мушкетеров ждет его аудиенции. Людовик XIII наигрывал на лютне только что сочиненную им мелодию. Его величество пребывал в хорошем расположении духа, что случалось не часто.
— А, Тревиль, — сказал король приветливо. — Вы явились очень кстати.
— Я очень рад, что ваше величество не выказывает признаков неудовольствия при виде вашего преданного слуги.
— Вот еще! С чего бы мне выказывать неудовольствие, завидев твою гасконскую физиономию, — улыбаясь, отвечал Людовик, зная, что его капитан вряд ли будет обижен подобным фамильярным тоном. — Послушай-ка лучше, что я сочинил. Готов поклясться — получилось совсем недурно.
И король снова взял в руки лютню, которую прежде отложил в сторону.
Г-н де Тревиль почтительно выслушал незатейливый мотив, вовсе не лишенный некоторого изящества. Людовик XIII посвящал свой досуг музицированию и живописи почти с тем же удовольствием, что и охоте. По свидетельствам современников, во всех этих занятиях король достиг совершенства гораздо большего, чем в управлении государством.
— Музыка превосходна, ваше величество, и я смиренно прошу вас принять мои искренние поздравления. Но позвольте, государь, просить вас также предоставить мне счастливую возможность выслушать ее снова, тогда мне будет легче оценить ее. К прискорбию моему, в данную минуту я при всем желании не в силах этого сделать.
— Да что случилось, Тревиль? Ты, еще только войдя, принялся говорить какие-то непонятные вещи.
— Непонятные, ваше величество? Отнюдь, скорее печальные!
— Тревиль, я прошу тебя объясниться.
— Вы изволили упомянуть, государь, о том, что моя родина — Гасконь…
— Да, я прекрасно знаю это, как и то, что гасконцы — лучшие солдаты моей гвардии!
— Слава Богу!
— Тревиль, я начинаю терять терпение!
— Ваше величество несказанно обрадовали меня, так как я уже было полагал, что мой король имеет причины подвергнуть меня опале сразу по двум причинам.
— Что за чушь ты несешь?! О каких причинах ты тут толкуешь?
— Сами изволите видеть, ваше величество. Во-первых, оттого, что я гасконец, но, кажется, к счастью, это не так.
— Какая же вторая?
— То, ваше величество, что я мушкетер. Мне показалось, государь, что мои, вернее — ваши, мушкетеры окончательно потеряли расположение вашего величества, а следовательно, впал в немилость и я.
— Ах, гасконский хитрец! Готов поспорить, что кто-то из этих головорезов опять арестован за нарушение эдиктов!
— Напротив, ваше величество.
— Что это значит?
— Что какие-то люди, в нарушение всех эдиктов и вообще всех законов, Божеских и человеческих, темной ночью напали на лейтенанта королевских мушкетеров господина д'Артаньяна. Что все они были в черных плащах и полумасках, и каждый держал в руках шпагу и кинжал. Что они имели несомненной целью подлое убийство из-за угла и что господин д'Артаньян трижды серьезно ранен, не считая многочисленных не столь существенных ран, потерял много крови и чудом остался жив.
— Что вы такое говорите, Тревиль! Господин д'Артаньян — это ведь тот самый храбрец, который надолго уложил в постель Жюссака и Бернажу и так геройски вел себя под Ла-Рошелью. Он трижды ранен какими-то проходимцами?! И только не убит?! Или я что-то путаю?
