Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова
– Она подсматривает! – громко произнёс Георгий. – Не спит.
– Она-то ни бельмеса не смыслит, да и всё равно ей, а вот у тебя «звёздочки» темноцветные, с трещинами, дефектные, – в тон ему сварливо отозвался хозяин.
– Других нынче не имею! – возмутился Георгий. – Зато их много. Ты пересчитай, переведи на ювелирное качество!
И старик принялся за подсчёты. Из-под полуприкрытых век Анна видела его шевелящиеся усы, прищуренные глаза. Хозяин действительно подсчитывал что-то, используя при этом невесть откуда взявшуюся логарифмическую линейку. Заскучав, Анна задремала.
* * *
Гостеприимные, они убрали со стола, не потревожив её сна, а потом пришли и встали над ней все четверо.
– Спит, как дитя, – без какого-либо выражения проговорил Осип.
– Отнеси её в спальню, – скомандовала хозяйка.
– Мамочка, это ты мне предлагаешь? – изумился Георгий.
– Тебе. Ты – мужчина.
– Архиереев тоже мужчина. И Осип.
– Ах, какой же ты неудельный! Недаром твоя мать…
– Не говори о матери! Не смей!!!
– Тише ты! Опять буйствуешь!
– Давайте разбудим, и сама пойдёт, – предложил Осип, и тут же кто-то прикоснулся к её плечу.
Пришлось открыть глаза. Пришлось смотреть на них, докучливых, мешающих её сладким грёзам, но лица их скрывались в тени, черт не разобрать. Одного лишь Георгия она видит ясно. Этот почему-то снял и оставил на столе свои очки. Анна приметила: он сделал это ещё в тот момент, когда они занимались подсчётами. Наверное, без очков лучше видны таинственные «звёздочки».
– Она проснулась, – проговорил Архиереев.
– Вставайте, кэрэ куо[63], – проговорил Осип. – Спать надо не здесь, а на мягкой постели.
Пришлось подниматься. Сначала Анна села. Потом с немалым трудом спустила с кушетки ноги. Попыталась встать – половицы скрипнули. Хозяйка, устало вздохнув, побрела в сторону кухни. Мужчины последовали за ней, тихо переговариваясь на непонятном языке, снова и снова повторяя одно лишь понятное ей слово – звёздочка.
Путь через залу показался ей невероятно долгим, а половицы под ногами оглушительно отзывчивыми. Голова кружилась. Круглый стол, спинки стульев, оклеенные неброскими обоями неровные стены – всё служило ей опорой. Так, преодолев дверной проём, она оказалась в тёмном коридоре. Где-то совсем рядом были люди. Она слышала дыхание и едва различимые шепотки. Но нигде ни одного окошка, в которое бы заглядывала светлая северная ночь. Ни единого лучика, проникающего через щель под дверью в тёмное пространство её космоса.
– Ну вот, я заблудилась! – пролепетала Анна.
Георгий отозвался сразу. Анна вздрогнула, услышав его голос.
– Тебе направо. Два шага – и ударишься лбом о дверь своей комнаты.
– Ты и сам в двух шагах…
Анна размахивала в темноте руками, пытаясь нашарить его в темноте, и он ухватил её за запястье.
– Тебе туда! – Георгий дёрнул её за руку.
Она сделала шаг в сторону, подалась на его голос. В тот же миг их тела соприкоснулись. Анна ожидала объятий, нечаянных и от того ещё более горячих и желанных, но Георгий, отпустив её запястье, стоял по стойке «смирно», руки по швам. Она сомкнула руки у него за спиной, прижалась. Он не двигался.
– В чужом месте как-то… Спать одной… – сказала она для начала.
Георгий молчал и не шевелился.
– Если ты стесняешься, можно ещё выпить. У меня в чемодане есть хороший коньяк. Армянский…
Георгий молчал и не шевелился.
– Ах, похоже, я не сказала о главном. Ты мне нравишься.
Георгий молчал. Она попыталась его поцеловать. Он отстранился. Попытался высвободиться, но она смогла его удержать.
– Кровать там узкая, не очень удобная для двоих. Но мы ведь с тобой не спать на ней собираемся. Мы будем совсем другим заниматься.
Ей удалось нашарить его в темноте. Напряженное угловатое тело не реагировало на ласки.
– Спокойной ночи! – прорычала темнота.
Он отшатнулся, сбрасывая с себя её руки. Он собрался уходить! Он отказывает ей!!!
– Но почему? Я знаю, что нравлюсь тебе. Я не могу тебе не нравиться. Чёрт! Чёрт! Everyone likes me![64]
– Местного чёрта зовут Бай Баянай. Московские черти в наших краях не рулят. Пока!
– Послушай!..
– Не кричи. Хозяева и Осип услышат. Неловко.
В коридорчике темно, но Анна как-то сумела понять, что он приложил палец к губам. Половицы скрипнули. Он уходит!
Её руки снова нашли его в темноте: сначала рукав, потом плечо, потом шею. Она притянула его к себе, ткнулась носом наугад в пуговицы на груди. Потянула за собой. Несколько бесконечно долгих минут они барахтались под аккомпанемент ветхих половиц в тесном коридорчике на пороге её скромных апартаментов.
После темноты коридора сумеречный свет северной ночи показался Анне ослепительно-ярким, а убранство её постели с периной на панцирной сетке кружевным подзором и горой подушек– белее зимнего сугроба. Разметать, разрушить этот идеальный порядок. Испачкать, уничтожить белизну. Ах, что, если панцирь скрипит так же громко, как половицы? Плевать! Они устроятся на полу. Чёрт! Она забыла – половицы скрипят!
Какие маленькие и непослушные пуговицы на его рубахе. Как неподатлива пряжка на ремне! Она уже сломала об неё один ноготь! Да и сам он, будто одеревенел. Почему не поможет ей? Или слишком пьян, или не понимает, в чём дело?
Ах, задёрнуть бы занавески. Что, если этот дикарь застесняется обнимать её при свете? Впрочем, кажется, хозяева говорили, дескать, он был женат, да жена сбежала…
Пощёчина оказалась внезапной и оглушающей. Анна пребольно ударилась спиной о подоконник. Падая, задела рукой герань, и через мгновение горшок грянулся на пол рядом с ней. Несколько минут она просидела на полу, рассеянно прислушиваясь к скрипу половиц, трелям птахи за окном и гудению комаров. Наконец, она услышала и неаппетитный запах табака – кто-то определённо курил в садике неподалёку от её окошка. В борьбе с оконной щеколдой она потеряла ещё один ноготь и разбила ещё один горшок с геранью. Наконец, окошко распахнулось, и Анна подставила распалённое лицо комариным укусам.
Георгий сидел на длинной скамье, устало опираясь спиной на стену дома. Рядом с ним на серой доске лежала пачка сигарет «Мальборо» и красивая, сверкающая зажигалка с логотипом, выгравированным латинским готическим шрифтом. На его лицо падала тень нависающих ветвей какого-то дерева. Красный огонёк сигареты, время
