Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова
– Я как-то больше привыкла к икре и сыровяленой колбасе. И без хлеба, – отозвалась Анна, принимая из рук Клары Филипповны огромный бутерброд. – Ах, как пахнет! Это морошка?
– Волчья ягода, – буркнул Георгий из своего угла.
И все тут же напустились на него, укоряя за грубость. Только укоризны эти почему тоже казались Анне фальшивыми. Однако сопровождавшие чаепитие разговоры об Эрбейэкском створе и экспедиции гидрологов, исследовавших его в 1956 и 1957 годах, были подлинными. Собеседники сыпали именами и жаргонными словечками. Порой Анна теряла нить разговора, принималась переспрашивать, и ей отвечали пространно и подробно. Один раз прозвучала и знакомая Анне фамилия. Впрочем, друга отца Анны, товарища Цейхмистера, в Ч. упоминали так часто, что он в Москве уж, наверное, обыкался.
– Погодите! Но товарищ же Цейхмистер, дядя Клава, должен же всех вас знать! – воскликнула Анна.
– Цейхмистер подписал ей командировочное удостоверение. Я сам видел, – многозначительно произнёс Георгий, обращаясь к старику Архиерееву.
– И я видела документ, – подтвердила хозяйка.
– Ах вот оно что! – Архиереев хлопнул себя по ляжкам. – Клавдий Васильевич! Вот он, наш Клавдий! Классика! Тогда по сюжету Гамлет уже должен быть убит на дуэли.
– No!!! No!!! – Анна замахала на старика руками. – We don’t need such a plot!!![61]
– Ты бы обратила лучше внимание на нашего Георгия, – проговорил Осип.
– На Георгия! – подхватил Архиереев. – Он человек так же, как и ты, разведённый. И главное, он не гоняется за какими-то там мощами. Георгий здесь, среди нас! Он никакой не Гамлет, а всего лишь ветеринарный врач…
– Всего лишь!
Пламенным речам хозяина вторил скромный backing vocal Осипа.
– Ты обрати внимание на того, кто готов быть рядом и в горе, и в радости, и везде, и во всём, а не гоняться за каким-то призрачным богатством, которое советскому человеку ни к чему.
– И Жорка готов… – вторил Осип. – Ему богатство ни к чему.
– Он так только, из спортивного интереса, – продолжил хозяин дома. – Как этот вот преферанс.
– Такое богатство и не потратить, не использовать. К чему оно при нашем-то коммунизме? – резюмировал Осип.
– Интересные вы вещи говорите, – пролепетала Анна. – Сама-то я о коммунизме никогда не думала всерьёз. Так только, для галочки, потому что положено. Но теперь я начинаю подозревать, что он действительно есть где-то.
Принимая из рук хозяйки очередную стопку, она бросила на Георгия нарочито мимолётный взгляд. Тот сидел неподвижно, ссутулив плечи и опустив подбородок на грудь так, что выражения лица не разглядишь. Он не шевелился, не возражал, лишь узкие, такие деликатные с виду его ладони время от времени сжимались в кулаки.
Между тем хозяин застолья не унимался. Рассуждая о возможных видах доступного советскому человеку богатств, а именно золоте, брилиантах и денежных купюрах, он пришёл к логическому выводу о бесполезности оных в советском быту, потому что у советского человека и так всё есть.
– И небеса, и воды со всем живущим в них, и недра земные со всем их содержимым – всё может использовать. А бытовые излишества только вредят здоровью. Правда, мамочка? – так закончил Архиереев свою речь.
– Бытовые излишества – это вычищенная выгребная яма, – свароливо отозвалась та и добавила, казалось бы, ни к селу ни к городу:
– К тому ж Серёженька Байбаков женат, а от Жоры жена полтора года как сбежала, и он, одинокий, всё горюет. И ни золотом, ни бриллиантами этому делу не помочь.
– It’s not true! Diamonds can help everything![62] – горячо возразила Анна, но, казалось, её никто не услышал.
На некоторое время все умолкли. Каждый обдумывал сказанное.
А сказано было ох как много! Из этого многого лишнее почти всё. Георгий размышлял о том, как станет в случае чего выкручиваться, и жалел Анну, возлагая премногие надежды на выпитые ею два штофа самогона. Действительно, при неблагоприятном раскладе на два штофа самогона можно многое списать.
Первой о недописанной «пульке» вспомнила хозяйка. Запричитала об упущенном времени, забеспокоилась об устройстве ночлега для уставшего в дороге Осипа, который, дескать, прибыл из мест дальних, с той самой заимки, на которую собирается препроводить Анну товарищ Байбаков для осмотра достопримечательностей.
– Мы отвлеклись от игры, – проговорил Осип, аккуратно, рубашкой вверх, вручая хозяйке забытую колоду. – Надо завершить. Тогда и спать пойдём.
* * *
Утомлённая перелётом и обильными возлияниями, Анна перестала следить за игрой. Между делом, не замечаемая увлечёнными друг другом игроками, прикорнула на жёсткой банкетке под образами и задремала. Сквозь сон слышала она шлёпанье и шелест карт, бульканье и стук, и звон соударяющихся стопок, тихие голоса играющих, то и дело произносивших однообразные «вист» и «пас». Розоватый сумрак светлой северной ночи, зеленоватый свет из-под абажура, красный огонёк лампады под образами – вот всё, что могла различить она сквозь наваливающуюся дрёму. Тяжёлое одеяло безмятежного покоя обездвижило её.
Время от времени один из игроков приближался к ней. В такие моменты розоватый лампадный свет и зелёный электрический закрывала густая тень. Над ней склонялись, засматривали в лицо, и от этих знаков чуткого внимания ей становилось ещё уютней, ещё счастливей. «Спит», «Ишь, как угрелась душевно», «Измаялась в дороге. Пусть спит» – так говорили всяк на свой лад и старик Архиереев, и Клара Филипповна, и Осип. Только Георгий ни разу не подошёл, чтобы полюбоваться её младенческим, некрепким с устатку сном.
Завершили игру около трёх часов пополуночи. Анна знала это наверняка, потому что Георгий нарочно объявил время:
– Два сорок пять. Пора расходиться. Завтра ещё на заимку всем ехать. Неизвестно, сколько времени будем добираться.
– Завтра суббота, – отозвался Осип. – На заимку можно и в воскресенье. Товарищ Байбаков, бывая у нас, всегда прихватывает и понедельник.
– На заимку – завтра, – твёрдо повторил Георгий.
– Тише ты! Мамзель разбудишь! – зашептал ему наперекор старик Архиереев. – Мамочка, ну что же ты? Подвела итог?
Клара Филипповна отвечала мужу усталым, тихим голосом. По её расчётам выходило, что Георгий и Осип нынче оказались в проигрыше, а супруги Архиереевы – напротив. Осип принялся сокрушаться, сетовать, пенять на невнимательность Георгия. Тот рычал в ответ едва ли не по-тигриному нечто вовсе уж невразумительное, поминутно именуя Осипа «хитрым саха». Хозяин тихо сокрушался об опустевшем самоваре:
– Где это видано, чаю выпили больше, чем самогону.
Потом стали толковать о каких-то «звездочках». Кто, кому, когда и сколько задолжал. Анна слышала, как прогибаются скрипят обветшавшие половицы – это хозяйка дома снова, в который уж раз, удалилась на кухню, чтобы снять с плиты задорно свистевший чайник – они порешили, прежде чем разойтись, ещё раз напиться чаю. За
