Виталий Гладкий - Вайделот
Удивительно, но так и случилось. Сембы напали на лагерь после полуночи, ближе к утру. Они не полезли из лесных зарослей на хорошо защищенные валы (их насыпали пруссы из близлежащих селений), а ударили на ворота лагеря, причем сделали это очень умно, построив таран на колесах и прикатив его по расчищенной от камней дороге, которую совсем недавно отремонтировали по приказу маршала Дитриха фон Бернхайма. Таран с дощатой крышей, прикрывавшей от стрел противника тех, кто его двигал, на большой скорости буквально смел со своего пути крепкие и тяжелые створки ворот. Похоже, сембы и вармийцы многому научились у своих врагов – Тевтонского ордена…
А потом началась резня. Часть потерявших голову торговцев и слуг бросилась бежать по гати (которую уже восстановили) к крепости, однако новые защитники Хонеды-Бальгеа не решились открыть ворота, чтобы впустить их. Они лишь стреляли с валов по пруссам, которые совсем обезумели от запаха крови и кромсали несчастных на куски, но арбалетные болты и стрелы нередко разили и своих – поди, разбери в кромешной мгле, в кого целишься, хотя тевтонцы и пытались осветить площадку перед воротами, бросая туда зажженные факелы.
И все же среди обитателей лагеря были и такие, которые отчаянно сопротивлялись пруссам, надеясь на помощь рыцарей, засевших в крепости. Они дрались рядом с кнехтами и полубратьями не менее свирепо, чем сембы, и кровавый пир длился почти до утра.
Едва началось сражение, Хуберт, который всегда был готов дать деру при малейшей опасности для жизни, мигом сообразил, что дела плохи. Он, конечно, не обладал способностями военачальника, но малым был неглупым и сразу понял, что ждать помощи из крепости не приходится. Пока рыцари облачатся в свое воинское снаряжение (а это был очень длительный процесс), пока построятся и двинутся через гать к лагерю, пруссы вырежут обитателей лагеря, так что спасать будет некого. К тому же путь через узкую гать был очень опасным; его могли долго удерживать десятка два лучников, а уж стрелки у пруссов были отменные, могли попасть стрелой в любую щелку панциря.
– Проснитесь, святой отец! – рявкнул он на ухо монаху, который сладко почивал после сытного ужина.
По окончании вечерней трапезы рыцарей осталось много еды, и кухмистер не только накормил отца Руперта до отвала, но и набил продуктами сумку, с которой доминиканец (не без влияния Хуберта и под впечатлением угощения на рыцарском пиру) никогда не расставался. Птичка по зернышку клюет и сыта бывает. Эту народную мудрость святой отец хорошо усвоил, и теперь все съедобное и не очень, попадавшееся под руку, тащил и складывал в свою сумку.
– А, чего?! – подхватился монах, которому хоть кол на голове теши, когда он погружался в сладкие объятия Морфея.
Звон оружия, стоны раненых и крики сражающихся были для него не громче комариного писка.
– Бежим, отче! В лагере пруссы!
– Как… куда бежать?!
– Знал бы я… Но точно не в крепость. Переберемся через валы – и ходу, в лес, подальше отсюда.
– В лес? Но там полно варваров!
– В лагере их еще больше. И любви к монахам-проповедникам они почему-то не испытывают. А я не хочу испытать, как пруссы относятся к жонглерам и музыке вообще. Короче, я смываюсь. А вы – как хотите. Мое дело – предупредить. Конечно, вы можете надеяться на защиту какого-нибудь святого…
– Нет! Я с тобой! – монах торопливо начал собирать свои немудреные пожитки.
Вскоре они, обминая редкие очаги сопротивления, оказываемые тевтонцами напавшим на лагерь пруссам, забрались на вал, перелезли через ров (он больше был похож на обычную канаву) и углубились в лес. Хуберт облегченно вздохнул, надеясь, что все опасности остались позади, но тут совершенно неожиданно на него налетел разрисованный дикарь с ножом в руках (уже начало светать, и полуголый прусс был виден во всех подробностях), и менестрель машинально ткнул ему в живот мечом, который не успел вложить в ножны.
Прусс издал громкий предсмертный вопль и упал к ногам отца Руперта, который едва не лег рядом с ним; он был близок к обмороку. На голос дикаря откликнулись еще несколько – похоже, самбы атаковали лагерь не только со стороны ворот, но и окружили его, чтобы от них никто не сбежал.
И началась погоня. К счастью, пруссы немного задержались возле своего товарища, пытаясь оказать ему помощь, но когда тот умер, они бросились вслед Хуберту и монаху, пылая местью.
Так быстро святой отец еще никогда не бегал. Несмотря на повышенную упитанность, иногда он даже опережал менестреля, особенно когда сзади слышались завывания разъяренных дикарей. Со временем шум погони затих; возможно, пруссы сбились со следа, потому что Хуберт, не потерявший голову даже в такой опасной, практически безвыходной ситуации, хитрил – бежал не прямо, а петлял, как заяц, и несколько раз маскировал следы в ручьях, встречавшихся по пути. Но возродившаяся надежда на спасение оказалась тщетной – похоже, пруссы все-таки догнали их…
На какое-то время в лесу воцарилась тревожная тишина. А затем раздался треск ломающихся ветвей, и на небольшую полянку неподалеку от того места, где затаились монах и менестрель, выкатился клубок тел. Он мигом рассыпался, и беглецы увидели, что это полуобнаженные варвары в совершенно дикарской боевой раскраске, которые окружили русоволосого юношу в длинном черном одеянии, подпоясанном белым поясом. В руках у него появился меч, и он начал орудовать им с потрясающей сноровкой.
Из оружия у дикарей были преимущественно увесистые дубинки, обожженные на костре, некоторые имели копья и ножи, но их количественный перевес не оставлял юноше ни малейшей надежды одержать в схватке верх. Тем не менее он сражался, как одержимый. Его меч сверкал, словно молния, поляна постепенно наполнялась предсмертными криками и стонами раненых, многие дикари уже лежали на земле, а остальные с непонятным упорством продолжали нападать на юношу с дубинками, хотя могли убить его стрелами с некоторого расстояния, чтобы не подвергать себя лишней опасности. Луки имелись почти у всех дикарей, покоились вместе со стрелами в футлярах из бересты, закрепленных на спине, чтобы они не мешали при передвижении в лесной чаще.
А юноша творил чудеса. В какой-то момент ошеломленному Хуберту показалось, что тот вообще раздвоился, так быстры были его перемещения. Меч юноши разил с невероятной точностью и беспощадностью. Спустя небольшой промежуток времени полянка была загромождена истекающими кровью телами дикарей, а юноша, сразивший всех своих врагов, поднял меч к небу и завел какую-то варварскую – явно победную – песню, похожую на волчий вой.
