Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника
— Мсье д’Аржансон прав, — сказал король, — это превосходная мысль.
— Главное — узнать, кто послал это письмо начальнику полиции.
— Я пообещаю награду в сто луидоров тому, кто прислал мне это письмо, — сказал Фейдо де Морвиль. — За деньгами непременно придут. Это самое простое средство.
— Да, — сказал д’Аржансон.
— Но это не помешало бы оказать правосудие невиновному, — возразил епископ.
— Это-то и было бы опасно, — заметил д’Аржансон, — выпустить этого человека — значит, признаться, что Рыцарь Курятника не был пойман. После распространения этого известия, знаменующего собой новую победу преступника, внушаемый им ужас станет еще больше. Почем знать, осмелится ли тогда тот, кто нашел письмо, явиться в особняк полиции, чтобы получить награду.
— Что же вы хотите делать?:— спросил епископ.
— Виновен он или нет, оставить в тюрьме того, кого арестовали, и принять меры, чтобы никто его не видел, кроме его тюремщика и судьи, производящего следствие.
— Но если он невиновен?
— Его невиновность будет объявлена через некоторое время… и он будет освобожден.
Епископ поклонился королю.
— Как вы решите, ваше величество? — спросил он.
Людовик XV, казалось, находился в затруднении.
Следуя чувству справедливости, он вначале приказал освободить пленника, если он ни в чем не виноват, но слова маркиза д’Аржансона изменили ход его мыслей. Епископ спокойно и бесстрастно ждал ответа короля, но так как Людовик XV не спешил отвечать, прелат поклонился и повторил свою фразу.
— Завтра я решу это в совете, — сказал король.
Ответ был решительным и не допускал дальнейших вопросов. Епископ низко поклонился и вышел из кабинета. Фейдо де Морвиль оставался в конце комнаты, возле двери, в которую вышел епископ, и, по-видимому, ожидал королевской воли.
— Подойдите, — велел ему король, — я хочу с вами говорить.
Король этим давал знать начальнику полиции, что он не должен ехать в Париж раньше епископа Фейдо подошел к столу.
— Господа, — сказал король твердым тоном, несвойственным ему, — это темное дело непременно должно быть раскрыто. Я, со своей стороны, одобряю то, что предложил маркиз д’Аржансон. Вы, мсье де Морвиль, привыкли к этим трудным делам, выскажите же нам откровенно ваше мнение, но прежде подумайте. То, что сказано маркизом д’Аржансоном и мною, ни к чему вас не обязывает. Итак, ваше мнение.
— Я, государь, во всем согласен с господином министром, — ответил Фейдо. — Я думаю, что арестованный человек действительно является аббатом Ронье, и не сомневаюсь, что Беррье привезет из Амьена разъяснения, которые подтвердят это убеждение. Но, несмотря на мою убежденность в невиновности арестованного, будучи уверен, что правосудие ему будет оказано в конце концов, я хотел бы скрыть эту ошибку, чтобы обмануть тех, кого я преследую. К тому же, открыв место, где было найдено письмо, мы попали бы на путь, который должен привести нас к цели.
В эту минуту в дверь постучались.
— Войдите, — сказал король.
Дверь отворилась, и в кабинет вошел Бине, камердинер Людовика XV, его доверенное лицо, без которого король не мог обойтись.
— Что такое, Бине? — спросил Людовик XV.
— Государь, — ответил камердинер, — парк обыскали, как приказал начальник полиции, и ничего не нашли, совершенно ничего. Все находившиеся в парке служат у вашего величества или у приглашенных особ.
— А петух?
— Не нашли и следа.
Король взял со стола петушка, вынутого из яйца, и подал его своему камердинеру.
— Ты знаток в драгоценных камнях, Бине, — сказал он. — Что ты думаешь об этих?
Бине взял петуха, подошел к окну, долго и очень внимательно рассматривал его, потом сказал, качая головой:
— Государь! Работа чудная, и богатство неслыханное.
— Неужели? — произнес король. — Сколько же стоят эти камни?
— Около миллиона.
— Миллиона! — повторил король.
— Да, государь. Тут бриллианты лучшей воды, а эти изумруды и рубины на крыльях и хвосте стоят непомерных сумм.
— Ты думаешь?
— Спросите ваших ювелиров, государь.
— Отнеси этого петуха Бемеру.
Бине взял петуха и вышел.
— Миллион! — повторил король. — Возможно ли это?
— Я думаю! — сказал д’Аржансон.
— Но кто может быть так богат и сделать подобную глупость: положить в яйцо такую дорогую вещь и послать мне ее с петухом, как будто нарочно выдрессированным для этого.
— Только один человек во Франции способен сделать такое, а потом скрываться, чтобы не узнали, что это сделал он.
— Кто же?
— Я уже говорил вашему величеству.
— Я не помню.
— Граф де Сен-Жермен.
— А! Тот приезжий? Откуда он приехал?
— Он путешествовал вокруг света.
— Он путешествовал пешком? — спросил король, смеясь.
— Пешком, верхом, в экипаже, в лодке, на корабле.
— И кто служил ему проводником?
— Человек, прекрасно знающий дорогу повсюду, где только возможно стать ногою на земном шаре.
— Кто же этот человек?
— Вечный Жид!
— Ваш граф де Сен-Жермен знает Вечного Жида?
— Знает, государь — они путешествовали вместе. Они, беседуя, прогулялись из Вены в Пекин.
— И сколько времени заняла эта прогулка?
— Пятьдесят два года.
— Черт побери! Если он пятьдесят два года добирался из Вены в Пекин, за сколько же лет он объехал вокруг света?
— За двести, кажется.
— Не больше?
— Нет, государь.
— Поторопился же он! Сколько лет вашему путешественнику?
— Кажется, семьсот или восемьсот.
— Великолепно! Возраст прекрасный! Что же он делает?
— Золото.
— Он делает золото?!
— Да, государь.
Король вдруг весело расхохотался.
— Благодарю, д’Аржансон, — сказал он. — Весьма благодарен! Вы насмешили меня. Вся эта скверная история порядком меня расстроила, а вы ее закончили самым очаровательным, самым неожиданным образом. Я жалею только, что де Мирпоа уехал: если бы он вас послушал, то, может быть, не хмурился бы больше.
— Я очень рад, государь, что эта история вам нравится, но я был бы рад еще больше, если бы ваше величество позволили мне представить вам героя.
— Героя истории, графа де Сен-Жермена, которому семьсот или восемьсот лет?
— Да, государь.
— Если вы мне его представите, сделает ли он мне золото?
— Он обязался.
— Но в таком случае его надо представить не мне, а генеральному контролеру. Сведите их, любезный д’Аржансон, вы мне окажете услугу. Когда у Орри кассы будут полны золота, он позволит мне делать все, что я хочу, без возражений, в сравнении с которыми возражения парламента можно назвать лестными комплиментами.