Советское – Лучшее! - Алекс Бертран Громов
Возможных прототипов Бендера выявлено более десяти. Среди них есть, например, братья Бендеры, происходившие из саратовского купечества. Одним из основных прообразов считается одесский авантюрист, потом чекист, а еще позже – скромный снабженец на Челябинском тракторном заводе Осип Шор (особую радость у посвященных вызывал тот факт, что много позже выхода романов он женился на даме, удивительно похожей на мадам Грицацуеву). Есть версия, что Остапа написали со старшего брата Евгения Петрова – известного уже тогда писателя Валентина Катаева.
Лингвисты отмечают, что у Остапа Бендера много общего с героями мировой литературы, выступающими в подобном амплуа, – Скапеном, Фигаро, Труффальдино.
Остап Бендер полюбился читателям не только потому, что Ильф и Петров его остроумно описали. Бендер в той ранней советской реальности – своеобразное воплощение древнего Геракла. Проходит сквозь нее, особо не задерживаясь. Вместо палицы и львиной шкуры – начищенные штиблеты и пиджачок в талию. Именно эту черту отмечают в Остапе специалисты. Он не сражается с советской действительностью – он без всякого пафоса ее игнорирует, действует так, будто ее нет. Образ классического плута сливается с образом героя, против которого опасности окружающего мира бессильны.
А что он при этом мошенник и аферист… Какая повседневность, такие и Гераклы. Если на стенах висят лозунги «мясо вредно», потому что мяса этого среднестатистическому человеку не купить, периодическое добывание денежных знаков из воздуха сразу становится действом из разряда подвигов. Одурачить бюрократа, поставить на место хама – для советских читателей это выглядело восстановлением истинной справедливости.
По мнению Риммы Гринхилл из Стэнфордского университета, изложенному в статье Ostap Bender – Hamlet of the NEP Era («Остап Бендер – Гамлет эпохи НЭПа»), пока еще остается неизученным влияние Шекспира на творчество Ильфа и Петрова. То есть «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» не только увлекательная сатира, основанная на отечественных реалиях, но и литература, построенная по канонам классической драматургии и на основе общемировых архетипов.
В первые десятилетия существования СССР бедность и нищета властями и пропагандистами упоминались лишь как тяжкое наследие царского эксплуататорского строя, и при новом советском государстве, созданном для блага трудящихся, негативные пережитки прошлого (присущие существующим капиталистическим странам) должны исчезнуть, будучи заменены счастливым бытием советского человека. Спустя 17 лет после Октябрьской революции в 1934 году на XVII съезде ВКП (б) было объявлено, что в Советском Союзе социализм уже одержал победу. Из этого следовало, что все пережитки капитализма скоро окончательно будут пережиты и поэтому в СССР не останется ни бедных, ни бездомных. А те, кто останутся – они сами в этом виноваты, потому что являются маргиналами и тунеядцами, подобно изображенному Ильфом и Петровым Васисуалию Лоханкину.
Одна из загадок, связанных с Остапом Бендером, это завершение его жизненной эпопеи. Неудачный переход советской государственной границы и ограбление румынской пограничной стражей, возвращение домой и слова про управдома («Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы») не слишком вяжутся с прежней изворотливостью Бендера и его предусмотрительностью. Конечно, книга с другим финалом, в котором мошенник и комбинатор не только временно, но и навсегда побеждал бы советские органы и людей, в СССР не могла быть опубликована. Но по логике образа судьба Бендера должна быть другой, более оптимистичной. Может быть, это был сюжет для третьего романа, в начале которого указывалось, что Бендер провернул комбинацию, отправив на тот переход границы двойника, чтобы замести следы своего последующего успешного проживания за границей. В этом случае его даже не думали бы искать как бдительные советские органы, так и – потенциально – тот же Корейко, который тоже в конце концов мог оказаться за границей, и причем – далеко не нищим.
Вряд ли в 1930-х годах в Рио-де-Жанейро стали бы подробно интересоваться происхождением денег…
«Два капитана»
Одним из главных произведений советской литературы с яркими образами новых героев стал роман Вениамина Каверина «Два капитана», выдержавший более сотни переизданий. Он был написан в 1938–1944 годах. За него Каверин в 1946 году был награжден Сталинской премией второй степени.
Сюжет известен: сирота из провинциального города Энска оказывается в Москве и начинает учиться, чтобы потом стать летчиком и найти на Севере пропавшую экспедицию капитана Татаринова…
Создавая свой роман, Каверин… объединил ряд ключевых моментов политической культуры конца 1930-х годов: разоблачение врагов, разработку природных ресурсов, патриотический рассказ об освоении новых земель, тайную полицию, воспитательную роль комсомола, авиацию… Контекстом своего рассказа о полярных исследованиях Каверин делает большую историю с ее героями – великими путешественниками прошлого.
Катерина Кларк. Москва, четвертый Рим. Сталинизм, космополитизм и эволюция советской культуры (1931–1941)
В романе подробно описана жизнь военных летчиков: «Я не стану особенно много рассказывать о воздушной войне на Севере, хотя это очень интересно, потому что нигде не проявились с таким блеском качества русского летчика, как на Севере, где ко всем трудностям и опасностям полета и боя часто присоединяется плохая погода и где в течение полугода стоит полярная ночь. Один британский офицер при мне сказал: “Здесь могут летать только русские”. Конечно, это было лестное преувеличение, но мы вполне заслужили его».
Вениамин Каверин знал о подвигах и жизни полярных летчиков не понаслышке – писатель был в военном Архангельске. Когда началась Великая Отечественная война, Каверин был вынужден прервать работу над этим романом, и, став военным корреспондентом «Известий», он попросил командование отправить его на Северный фронт, где мог продолжить собирать материал для написания книги.
Вениамин Каверин (справа) и кружок «Серапионовы брать
Вот так, казалось, просто и даже буднично главный герой каверинского романа описывает свои действия на войне: «В июле я ходил еще с бомбами на Киркинес – и довольно удачно, как показали снимки. В начале августа я уговорил командира полка отпустить меня на “свободную охоту” – так называется полет без данных разведки, – но, разумеется, в такие места, где наиболее вероятна встреча с немецким конвоем. И вот в паре с одним лейтенантом мы утопили транспорт в четыре тысячи тонн».
Кто же был прототипом летчика Сани Григорьева? Отвечая на этот вопрос, писатель подтвердил, что одним из
